Всадники разом осадили коней.
— А теперь, ваше высочество, — провозгласил Джеффри, — ты извинишься за оскорбление, нанесенное моей сестре, и поклянешься принести ей извинения лично, или я своими собственными — глазами увижу цвет твоей требухи.
Ален попытался взглянуть на него столь же свирепо, но вспомнил опрометчивые слова, брошенные Корделии, и досадливо потупил взор.
— Я покорнейше молю о прощении, ибо действительно произнес слова недостойные и госпожой ни в малейшей степени не заслуженные. — Он поднял голову и встретил озадаченный взгляд Джеффри. — Что же до страха перед тобой или твоим клинком, что ж, если ты считаешь меня трусом, так нанеси удар, и дело с концом! Ты так глумишься при упоминании о чести, что меня не удивит, если у тебя ее окажется настолько мало, чтобы убить безоружного!
Сэр Девон судорожно вздохнул и приготовился к отчаянному прыжку, но Джеффри лишь прищурился, так что глаза его превратились в щелки.
Прежде чем он успел заговорить, Ален продолжил свои тирады:
— А еще, колдун, учти, что слова твоей сестры тоже оказались жалом, к тому же поразившим меня совершенно неожиданно.
— По-твоему, это служит оправданием для оскорблений и угроз? — сурово возразил Джеффри.
— Они вырвались у меня в гневе, обиде, досаде, — ответил Ален. — Я говорил необдуманно и глупо. Ты ведь не сомневаешься, Джеффри, что у меня никогда и в мыслях не было навредить Корделии, и за содеянное давеча мне бесконечно стыдно!
Я извинюсь, как требует от меня честь, извинюсь, покорно склонив голову!
— Как же так? — Джеффри окинул принца недоверчивым взглядом. — Ты совершишь то, что велит тебе честь, забыв при этом о своем положении?
— Честь куда важнее чинов. Поистине, утратив честь, невозможно притязать на трон. Так что я принесу извинения твоей сестре при первой же встрече.
Джеффри старался смотреть все так же грозно, но не выдержал и опустил глаза, да и меч тоже. Он с раздражением покосился на своего старого друга. — Ну, как же могу я сердиться на человека, ведущего себя столь достойно? Ты в высшей степени неудобный противник, принц Ален!
— А ты столь же поразительный, — Ален с трудом сдерживал дрожь облегчения. — Меня еще никто не побеждал, разве что в детских поединках с тобой же. Тогда ты меня опозорил, ведь ты двумя годами младше. А теперь все повторилось.
— Сам виноват, — неумолимо отозвался Джеффри.
— Знаю, что виноват, — нахмурился Ален. — Но все же, мы не фехтовали с двенадцати лет, с тех пор как запретил мой отец.
— Точно, — улыбнулся Джеффри. — Запретил, как только мы выросли настолько, чтобы поранить друг друга по-настоящему. Никто не вправе подвергать опасности наследника престола.
— Не убил бы ты меня, в самом деле!
— Намеренно, разумеется, никогда. Но когда имеешь дело с мечами, можно пораниться, такое было и будет. Это опасная игра.
— Но как же тебе удалось так легко победить?
— Не в последнюю очередь благодаря мастерству. — Гнев Джеффри почти утих. — А еще помогла твоя самонадеянность.
— Никто, кроме тебя, не устоял передо мной!
— Чему удивляться? — с раздражением, но беззлобно протянул Джеффри. — Кто из придворных осмелится нанести поражение наследнику престола?
Ален уставился на юного мага:
— Ты хочешь сказать, что они поддавались?
— Не сомневаюсь! Разве найдется при дворе человек, готовый восстановить против себя будущего короля, от милости которого зависит судьба любого подданного?
Ален, смешавшись, отвел потускневший взгляд.
— А я считал себя эталоном учтивости и рыцарского достоинства!
— Ну, может, так оно и есть в повседневной рутине, — смягчился Джеффри. — Но только если тебя не злить. Твою беседу с моей сестрой никак не назовешь образцом галантности, Ален.
Взволнованный принц снова отвел глаза.
— Не назовешь! Неужели я был так груб, Джеффри? Ведь я приехал такой взволнованный, такой вдохновленный, что тонкостей не замечал.
— Тонкостей? — ухмыльнулся Джеффри. — Поистине, Ален!
Ты не известил о своем прибытии, ты приперся без приглашения, ты фактически приказал благородной госпоже явиться к тебе и, что еще хуже, просто поставил ее в известность о том, что на нее пал твой выбор! Влюбленному следует молить и ухаживать, а не приказывать!
— Неужели все действительно так? — Ален в изумлении уставился на собеседника. — А я ни сном ни духом не ведал.
— Это совершенно очевидно, — сухо произнес Джеффри.
И опять заблуждал взор Алена.
— Я никак не думал, что мне придется за кем-то ухаживать! Браки принцев устраивают другие; я не ожидал, что окажусь перед выбором, не собирался просить руки, а потому никогда этому не учился.
— Да, конечно, откуда же тебе знать, — в голосе Джеффри послышалось искреннее сочувствие. — Парень не повелевает и не удостаивает милостей девушку, которую любит, и ей это хорошо известно. Она должна быть уверена, что он тоскует по ней так сильно, что на всю жизнь сохранит это чувство.
Ален озадаченно поднял брови.
— Откуда ты все это знаешь?
Джеффри многозначительно ухмыльнулся:
— Видишь ли, друг мой, я ведь не принц и не обладаю присущей тебе благородной способностью к воздержанию.
— Ты же не хочешь сказать, что уже снискал расположение благородных дам?
— Ну, ладно, не благородных, — признал Джеффри. — С ними я только флиртовал, срывал поцелуй-другой. Стоит лишь слегка приволочиться за дамой, равной тебе по положению, рискуешь навечно попасть в мужья. А вот у простушек видов на будущее меньше, а готовности больше.
— Так ты волочился за горничными и молочницами?
— Именно так, — согласился Джеффри. — И добивался их благосклонности.
Ален ужасно хотел узнать, насколько далеко простиралась эта благосклонность, но это прозвучало бы слишком грубо. И тут его ошеломила внезапная мысль: почти все милости, что он снискал у женщин, были добыты случайно — или в результате обильных возлияний.
— Увы! Раз я вовсе не благородный рыцарь, коим всегда считал себя, то как же мне завоевать любовь твоей сестры?
— Благородство далеко не всегда играет здесь решающую роль, — успокоил его Джеффри. — Ты в самом деле искренне желаешь завоевать Корделию? Или просто подчиняешься приказу?
— Никто мне не приказывал! — горячо возразил Ален. — Корделия — избранница моего сердца, моя заветная мечта! В четырнадцать лет я уже знал, что люблю ее!
Джеффри помолчал, постигая это неожиданное откровение.
Затем мирно заметил:
— Вот как. И хранил свою страсть в тайне, верно?