— И что же они: собираются загнать этого огромного быка в гроб? — удивился Ален.
— Вроде того, — отвечал Грегори, не сводя глаз с монашеских рядов и их ревущего противника. — Посмотрим, что они будут делать дальше.
Все теснее и теснее становился круг, смыкаясь вокруг быка — точно сверкающее в ночи ожерелье из жемчужин, стягивающееся на его шее. Наконец раздался еще один сотрясающий землю рев, и бык метнулся за церковную ограду, на освященную землю.
— Но он же не может туда проникнуть! — возмутился Ален. — Слышишь, нечистый дух! Там же святая земля!
— Может, но будет тут же наказан: гореть ясным пламенем, — пояснил Грегори. — Что может быть страшнее такого возмездия для злодея?
— Значит, бык поджарится, как на вертеле? — хмуро пробормотал Джеффри.
Церковь огласилась криком агонии — это кричал бык; звук раскатывался, отражаясь от фасада церкви, гудел в колоколах, в нем были боль и гнев, и отчаяние столь глубокие, что все трое содрогнулись. Даже Джеффри почувствовал легкие уколы страха, овладевшего призраком, таким глубоким и непреодолимым был его испуг.
Но монахи стояли неколебимо возле ворот, выдвигаясь дальше к церкви и оттесняя призрака.
— Я должен пройти туда! — решительно сказал Грегори. — Кто знает, на что эта тварь способна, когда окажется загнанной в угол?
— Вот именно, — возразил Джеффри, — поэтому тебе не следует там появляться…
Но Грегори уже исчез, произведя небольшой грохот, подобный удару молнии с неба.
— Никак не уймется! — воскликнул Джеффри. — Куда он вляпается на этот раз? — Джеффри повернулся к Алену. — Добирайся, как сможешь! — И с таким же точно шумом исчез следом, оставив Алена сотрясать вечерний воздух цветастыми проклятиями, которые не должны быть известны ни одному благовоспитанному принцу.
Грегори появился в церкви с точно таким же громоподобным ударом, который вырвал у быка рев испуга и ненависти. Сидений здесь не было, как в большинстве средневековых храмов, а широкий пол был выложен плитняком. Бык стоял в центре, и два ряда монахов решительно двигались вдоль стен к алтарю: остальные отсекали путь к дверям. Церковь наполнилась странным свечением и речитативом дружных молитв, которые звучали теперь громче и уверенней, чем дикий рев быка. Как он ни крутился, как ни вскидывал рогами, наступавшие были неумолимы и продолжали идти на него, стойко перенося любые атаки со стороны рассвирепевшего животного. Наконец он понял, что его вот-вот загонят в кольцо — и отступил к восточной стене: туда, где находился алтарь. Там, пригнув голову и угрожающе выставив рога, он забил копытами.
— Он крошит гранит!
Грегори обернулся и увидел перед собой брата. Шум его прибытия был заглушен песнопениями и ревом быка.
— Гранит только трескается, — ответил Грегори. — И потом, сейчас это не причинит вреда никому, кроме него самого. Сейчас его неукротимый нрав принесет ему лишь слабость.
— Смотри! — удивленно воскликнул Джеффри, — Что с ним происходит?
Грегори посмотрел: бык стал уменьшатся в размерах. Наверное, он понял, что по-другому не выкрутиться.
Внезапно Грегори стали понятны намерения быка.
— Берегитесь! — крикнул он монахам. — Сейчас этот призрак…
Бык выпустил весь накачанный воздух в продолжительное мычание, стараясь задуть им все окружавшие по сторонам свечи. Волна морозного воздуха прокатилась по храму, и вдруг стало темно. В полной темноте, в церкви, заполненной мраком, заголосили монахи — и их тут же заглушил торжествующий рев быка.
— Молекулярная реверберация! — бросил Грегори брату и уставился во тьму, стараясь отыскать там хоть крошечный след недавнего свечения.
— То, что надо, — откликнулся Джеффри и сделал то же самое.
Один за другим крошечные огоньки пламени вспыхнули. Монахи радостно подхватили песню, и бык яростно взревел, отчаянно пятясь. Но чем дальше наступали монахи, тем тоньше становился этот рев. Теперь они сблизились в центре храма настолько, что бык стал виден со всех сторон, и всем открылась картина того, что с ним происходило: бык стремительно уменьшался в размерах и все тоньше становился его яростный рев. Подкова окружения наконец замкнулась тесным непроницаемым кольцом. Гимн, который пели монахи, стал торжественным и победоносным, а рев чудовища стал сначала жалким блеянием, затем птичьим щебетом, и закончился писком летучей мыши.
— А теперь брат Хендрик! — Объявил один из монахов-священников, и другой его коллега выступил вперед с коробочкой-трутницей. Он осторожно поднял крошечное создание, положил его туда и захлопнул крышку.
Грегори и Джеффри издали рев восторга. Еще один голос присоединился к ним: у дверей они тут же заметили Алена, приветственно махнувшего рукой.
Однако монахи особого веселья не выразили, спев лишь благодарственный молебен. Вскоре песня замолкла, и церковь погрузилась в тишину. Лишь золотой свет свечей плясал на истертых, отполированных ступнями плитках.
Затем раздался тонкий писк из трутницы, похожий на скрип сверчка, в котором можно было различить слова:
— Что вы делаете? Сжальтесь надо мной! Милосердия!
— О каком милосердии может идти речь к тому, кто первый начал насилие? — спросил один из монахов.
— Ты достоин той же участи, что и твои жертвы, — подтвердил другой.
— Так сделайте со мной то же, что я с ними! — умолял еле слышный писк. — Оставьте меня в этой коробке под мостом у протоки, что проходит через деревню, чтобы я не остался в полном одиночестве!
— Нет, парень, — сурово отказал старший из братьев ордена. — Мы знаем, какое зло кипит в твоем сердце.
— И знаем о силах, которые могут быть у призрака, даже такого крошечного, — присоединился к ним еще один седой монах, в котором возраст выдавал старшего. — Потом у каждой беременной на этом мосту начнет случаться выкидыш.
— Включая отелых коров, и «тяжелых» овец, — присовокупил третий.
Из коробки послышались шум и возня, лихорадочные и истеричные. Словно там дрались за жизнь сразу несколько насекомых.
— Проклятье на ваши головы, слишком подозрительные умы!
— Если он проклинает нас, значит, мы оказались правы, не веря в его посулы, — с суровой усмешкой произнес старший. — Ничего, грубиян, мы обложим эту коробку свинцом, и отправим ее с каким-нибудь рыбаком, чтобы он забросил тебя поглубже в пучину.
— Подумайте о милосердии! — завопил тонкий голос из коробки. — Неужели вы навечно похороните меня в таком безотрадном темном месте?
— Если тебе это не по нутру, отправляйся за пределы этого мира, где получишь заслуженное воздаяние за свои зверства и жестокости.
— Это вы изуверы, если способны на такое — проклясть меня на веки вечные! Это надо же — какая жестокость! Вы же знаете, что за пределы этого мира мне путь зарыт — адский огонь ожидает меня там!