– Наклони голову… давай, встань на колени… – Он положил руку на ее обнаженное плечо и аккуратно опустил Марию-Терезу на пол. Затем наклонил так, чтобы ее длинные волосы касались мрамора, а руки упали к щиколоткам. – Дыши осторожно и медленно.
Когда она сделала пару вдохов и задрожала, ему захотелось содрать кожу с самого себя. Чтоб его, он был даже хуже ее бывшего мужа. Нес с собой гораздо больше разрушений.
И хоть сердце его впервые за всю взрослую жизнь находилось там, где и должно быть, то, что он открыл ей, ужасало сильнее, чем все, что шайка того мудака могла вытащить из своих задних карманов.
А ведь те гангстеры в стиле «Крестного Отца» не какой-то простой шпаной были.
Мария-Тереза посмотрела на него.
– Ее глаза… Что я, блин, только что видела?
– Вин! Эй, Вин?
Он выглянул из-за косяка на звук приглушенного оклика и крикнул:
– Джим?
– Да, – послышался ответ. – Я тут с подкреплением, ну, как они говорят.
– Тогда поднимайтесь.
Идеально. На втором этаже располагался запасной выход, через который можно вывести Марию-Терезу, и разве не чудесно будет сделать это с хоть каким-то прикрытием.
– Я пойду, поищу одежду, – сказал он ей. – Как насчет того, чтобы тоже одеться?
Она кивнула, он поцеловал ее, вышел и принес ей одежду, а затем закрыл за собой дверь спальни.
Когда на лестнице послышались тяжелые шаги, Вин пошел к себе в комнату, надел пару треников и вытащил из стола пистолет, чертовски надеясь, чтобы «подкрепление» было на одной с Джимом стороне.
Надежды оправдались. Именно этих двух здоровых ублюдков он встретил в госпитале, когда Джима ударило током, и, несмотря на внешность гражданских, взгляд у них был воинственный.
У Джима же был стеклянный, пустой взгляд человека, побывавшего в ужасной аварии. Очевидно, что у парня недавно случилось нечто плохое, но, тем не менее, его голос был по-прежнему сильным и спокойным, когда он кивнул сначала на того, кто стоял слева.
– Это Эдриан. И Эдди. Они вроде как наши друзья, если ты понимаешь, о чем я.
Зашибись, подумал Вин.
– Вы как раз вовремя, – сказал он, пожимая им руки. – Не поверите, кто только что ушел.
– О, спорю, что поверим, – пробормотал Джим.
– Итак, у меня к тебе есть несколько вопросов, – сказал парень с пирсингами. – Мы знаем твою подружку. Очень хорошо знаем, к несчастью.
– Она не моя подружка.
– Ну, она пока не исчезла из твоей жизни, к сожалению. Но мы попытаемся об этом позаботиться. Наш парень Джим сказал, в семнадцать лет ты совершил какой-то ритуал. Можешь его описать?
– Он должен был избавить от того, что внутри меня.
И, конечно же, Мария-Тереза открыла дверь в гостиную именно в этот момент. Одевшись в свои джинсы и кофту, она собрала волосы в хвост и сунула руки в передние карманы пуловера.
– Что внутри тебя? – спросила она.
Вин потер лицо и взглянул на мужчин. Мария-Тереза оборвала его ментальные упражнения прежде, чем он смог сообразить, как подобающе скрыть правду.
– Я хочу знать все, Вин. Все. Теперь, увидев ее вблизи, я заслуживаю правду, потому что, честно говоря, я не знаю, что только что видела.
Дерьмо. Как бы он ни хотел удержать Марию-Терезу подальше от сверхъестественной хрени, возражать ее логике было очень тяжело. Но, блин, как же ему хотелось, чтобы этот разговор вообще не происходил.
– Джентльмены, дадите нам минутку наедине? – спросил он, не отрывая взгляд от ее глаз.
– У тебя тут есть пиво? – спросил Эдриан.
– Холодильник около бара в гостиной. Джим знает дорогу.
– Вот и славно. Потому что заправиться нужно именно ему. Вы двое спуститесь, когда будете готовы, и не волнуйтесь, мы убедимся, что Девина сюда не вернется. У тебя же на кухне есть соль?
– Эээ, да. – Он взглянул на него с недопониманием. – Но зачем тебе…
– Где она у тебя?
После того, как Вин пожал плечами и сказал парню, что она в шкафчике с бакалейными продуктами, мужчины снова вышли на лестницу, а Вин повел Марию-Терезу к кровати. Он не мог стоять на месте, поэтому начал ходить кругами.
Подойдя к окну, он задумался, почему оказался в таком положении. Почему начал там, где начал. И чем все это для него кончится.
Глядя на дорогу у реки и машины, едущие по своим полосам, Вин завидовал людям, сидящим за рулем тех автомобилей и на тех пассажирских сиденьях. Велика вероятность, что подавляющее их большинство занимались обычными делами, например, ехали домой или в кино, или пытались принять сложнейшее решение в духе «а что же приготовить на ужин?».
– Вин? Поговори со мной. Обещаю, что не буду тебя судить.
Он прокашлялся и ужасно надеялся, что это правда.
– Сможешь поверить в…
Ну и как ему закончить этот вопрос? Составить список всякой брехни типа спиритических досок и карт таро, черной магии и вуду, и… демонов… по большей части демонов? Прекрасно. Просто великолепно.
Она нарушила тишину, которую он никак не мог заполнить.
– Ты про те случаи, которые происходят с тобой?
Он потер лицо.
– Слушай, то, что я скажу, не будет звучать как нечто реальное… черт, оно даже правдоподобным-то звучать не будет. Но, пожалуйста, не уходи, пока я не закончу, ладно? Каким бы странным это все ни казалось?
Он продолжал смотреть на пейзаж, не желая показывать ей слабость, отразившуюся на лице. По крайней мере, его голос звучал наполовину нормально.
Изголовье кровати скрипнуло, говоря о том, что она села еще дальше на матрац.
– Я никуда не уйду. Обещаю.
Еще одна причина любить ее. Будто он нуждался в них.
Вин глубоко вздохнул и начал с пресловутой преамбулы:
– Когда ты молод, то думаешь, что все, происходящее с тобой, вокруг… внутри тебя, нормально. Потому что ничего иного ты не знаешь. А в пять лет я пошел в детский сад, где на горьком опыте узнал, что другие дети не могут двигать вилки, не прикасаясь к ним, или останавливать дожди на задних дворах, или знать, что будет на ужин, не разговаривая со своими матерями. Понимаешь, мои родители не могли сделать ничего из того, что мог я, но я все равно всегда чувствовал огромную разницу между нами, поэтому не думал, что это странно. Просто думал, что они не такие, как я, потому что они – родители, а не дети.
Он не стал углубляться в то, как различными способами узнавал, что не похож на других детей, и как эти маленькие говнюки поступали с ним, наказывая за странности. Рассказ о постоянных побоях со стороны парней, или насмешках девчонок не повлияет на то, поймет и поверит ли ему Мария-Тереза, или же нет. Кроме того, от жалости ему всегда становилось не по себе.