— Всадник? Что за всадник? Куда он ее увез?
— О… — Корундель только теперь, с опозданием, понял, что ему вообще не следовало раскрывать рта. Теперь же он решил сказать как можно меньше. — Всадника послал варвар-шаман… Я не спрашивал, куда…
— Ты отдал ее в руки наших врагов? Тупица! — Принц в два шага оказался рядом с Сикандером, ухватил того за ворот рубахи и резко рванул. — Ты хочешь, чтобы всем нам пришел конец? Где ты разыскал этого шамана? Уж это по крайней мере тебе должно быть известно!
— Я… Я… Я ничего не знаю!
Сикандер был напуган не на шутку. Такого развития'событий он никак не ожидал. Ведь принц должен был благодарить его, прославлять!
— Не ты разыскал его? Стало быть, он сам тебя разыскал! — Принц Ташиш отшвырнул Сикандера, и тот плюхнулся на стул. — Тупица! Остолоп! Неужели ты не понял, что этот варвар нарочно нашел тебя, чтобы подкупить и совратить? А теперь подумай, чего он добился! Девица из царского семейства — в руках варвара-колдуна! Да понимаешь ли ты, какова связь между правителем, его народом и его страной? Разве не видишь, какую власть ты даровал варварам?
Сикандер испуганно прижался к спинке стула. Ему было страшно и стыдно, однако он попытался загородиться от угрызений совести хотя бы единственным благодеянием. Он решил, что не выдаст Корундель.
— Ваше высочество… Я не понимал…
— И ни у кого не спросил совета, ни о чем не задумался! — ашиш развернулся к другим вельможам и резким кивком указал на Сиандера. — Взять его! Отведите его к моему отцу!
Двое мужчин бросились к Сикандеру, а остальные взволнованно загомонили. Корундель с упавшим сердцем проводила взглядом своего сообщника, которого вывели из покоев принца. Следовало ли ей сказать слово в его защиту? Но если бы она так поступила, то чего добилась бы, как не того, что ее тоже наказали бы? Наверняка пресвитер Иоанн не смягчил бы участь Сикандера из-за того, что у него была сообщница!
Корундель охватил ужас. Она задрожала от страха. А что если Сикандер расскажет о ее роли в похищении Балкис? Уж точно, теперь ему нет никакого смысла молчать. Они никогда не клялись в любви, они только смеялись и предавались утехам друг с другом, как с прочими молодыми придворными. А вдруг Сикандеру скажут, что его помилуют, если он расскажет, кто ему помогал? Почему бы ему не проговориться? Будь Корундель на его месте, она бы непременно выложила всю правду!
Стражник поспешно доложил пресвитеру Иоанну о том, кто к нему пожаловал, распахнул двери и отступил в сторону. Придворные швырнули Сикандера на пол, а принц Ташиш вошел в кабинет, упал на колени и покаянно склонил голову:
— Прости, о отец мой и повелитель! Мои слова, произнесенные в запальчивости, навлекли беду на наш дом!
— О каких запальчивых словах ты говоришь? И почему ты преклонил колена, как тот, кто просит о пощаде? — в тревоге вопросил пресвитер Иоанн. — И почему Сикандер лежит ниц на полу?
Принц Ташиш торопливо поведал отцу всю историю от начала до конца и более винил себя в ревности, зависти и легкомыслии в речах, нежели распростертого на полу Сикандера. Когда принц закончил печальный рассказ, пресвитер Иоанн подошел к нему, поднял с колен. Глаза владыки сияли, полные гордости за сына.
— Да, сын мой, — сказал он, — ты был не прав в своей горячности и ревности, ибо никому не дано встать между тобой и мной! Ни принцесса Балкис, ни кто бы то ни было иной не мог бы оспорить твоего права на престол, ибо ты — законный наследник, и этого права у тебя никто не может отнять, потому что только дитя монарха обладает мистической связью с родной страной и ее народом. Однако в твоем грядущем правлении все твои родственники станут для тебя источниками силы, и более других — принцесса Балкис, ибо она уже теперь является могущественной волшебницей, а с возрастом только станет сильнее. Нет и не будет более прочной опоры для престола, нежели она!
Но принц Ташиш не решался поднять голову.
— Но когда эта опора попала в руки наших врагов…
— Это воистину великая угроза, — согласился пресвитер Иоанн. Голос его прозвучал серьезно и скорбно. Он устремил взгляд на Сикандера. — И нет оправдания предательству, из-за которого возникла эта угроза! Говори, Сикандер, ибо над твоей главой нависла тень ятагана палача! Как ты отыскал этого шамана?
— Он — аптекарь, — выпалил Сикандер. — Тот самый, что дал мне зелье.
— Вот как? И как же ты подсыпал это зелье в питье принцессы?
Сикандер молчал. Он не знал, что отвечать. Как он мог ответить, не предав Корундель? И как мог царь знать об этом?
На самом деле пресвитер Иоанн пока только догадывался о том, как все произошло. И догадаться было несложно, поскольку его племянница, покидая трапезный зал, была в добром здравии.
— Ты не мог этого сделать сам, потому что в личных покоях принцессе прислуживают только женщины. У тебя наверняка была сообщница, женщина. Назови мне ее имя!
Сикандер оторвал голову от пола, уставился на Иоанна, не мигая, но не сказал ни слова.
— В конце концов ты назовешь мне ее имя, — заверил его пресвитер. — И лучше, чтобы ты сделал это пораньше. — Он обратился к стражникам: — Отведите его в темницу. Давайте ему каждый час по глотку воды, но не кормите. Если он не заговорит до завтрашнего рассвета, я подумаю о более строгом наказании.
Стражники подхватили Сикандера под руки и выволокли за дверь. Двоим вельможам, которые привели Сикандера, пресвитер Иоанн сказал:
— Вы можете идти. Мне нужно поговорить с сыном наедине. Принц побледнел.
Придворные поклонились и пятились до самого порога, переступив его, они проворно развернулись и поспешно удалились. Оба думали о судьбе, ожидающей Сикандера, и поторопились рассказать о разговоре в кабинете владыки своим приятелям.
Остальных придворных они нашли в просторном зале с высоким потолком, полом, устланным персидскими коврами, и стенами, расписанными фресками. Одни вельможи и дамы сидели на стульях, другие устроились на разложенных по коврам подушках, и все без умолку говорили о том, что случилось утром. Увидев вошедших, все встали и набросились на них, требуя новостей.
— Царь не винит в случившемся принца Ташиша, — сказал первый вельможа.
Присутствовавшие взволнованно и удивленно зароптали хотя некоторые из них хорошо знали, что владыка вряд ли дойдет до того, чтобы возложить вину на сына.
Корундель прикусила губу и сжала пальцы в кулаки. Ей нестерпимо хотелось задать один вопрос, но она надеялась, что кто-нибудь сделает это за нее. Некоторые придворные поинтересовались:
— А что с Сикандером?
— Он во всем сознался, — сказал второй вельможа. — Но царь знает, что у него была сообщница. Однако Сикандер не назвал ее имени.
Корундель чуть на ковер не рухнула от испытанного ею облегчения.
— Царь велел заковать Сикандера в кандалы и сказал тюремщикам, чтобы те морили его голодом, покуда он не назовет имени сообщницы, — сказал первый. — Но я так думаю: если он не заговорит до зари, пресвитер отдаст его в руки мастеров пыточных дел.