— С небольшим войском?! — в ужасе выкрикнул Мэт. — О нет! Я не хочу стать причиной войны!
— Нет-нет, конечно, — пошутил Савл. — Ты только хочешь воевать на тех войнах, которые затевают другие. Ну, в общем, она уже была в Латрурии и на полной скорости двигалась к Венарре, когда канцлер Ребозо — уж не знаю, кто это такой — отправил ее величеству известие, что тебя в Латрурии нет.
— Вот дрянь! — вспылил Мэт. — Он понадеялся, что она поверит и вернется в Меровенс. Но она, конечно, не упаковала вещички и домой не вернулась?
— Без тебя? Да ты что! Она передала через гонца, что так или иначе нанесет королю визит вежливости, раз уж проделала такой путь. А потом она уговорила сэра Ги связаться со мной.
— Но как ты меня разыскал?
— Орто догадался, что ты находишься в какой-то альтернативной волшебной карманной вселенной, и тут я припомнил одну идею... физики считают, будто бы иные измерения скрыты внутри трех обычных. Ну, я впал в транс и принялся обшаривать трехмерное пространство разумом. Мне долго не везло, пока я не услышал твой голос: «Вот был бы тут мой друг Савл». И я пошел на твой голос.
— Хотелось бы мне сказать, что тебе не стоило этого делать, — вздохнул Мэт, — да не могу. Стоило. Вот опять тебе приходится таскать для меня каштаны из огня, Савл.
— Да ладно тебе. Знаешь, стоит тебе появиться рядом — и жизнь сразу становится куда веселее. — Савл взглянул на Аруэтто, и Мэт почти физически ощутил, что сейчас начнется нешуточный спор. — Так вы ученый, да?
— Да, — кивнул Аруэтто, — хотя твой друг почему-то считает, что для того, чем я занимаюсь, больше подходит слово «студент». Что касается меня, я не вижу разницы между этими двумя понятиями.
— Ну, ясно, — согласился Савл. — Раньше они, видимо, и значили одно и то же* [23] . — Но почему бы вам не называть себя философом?
— Причина веская, — ответил Аруэтто. — Я слишком мало знаю, и я слишком не сведущ в том, как выражать свои суждения... — Старик улыбнулся шире. — Я люблю знания, чародей Савл, а не мудрость.
— Что ж, вы хотя бы знаете это, осознаете в отличие от некоторых философов, которых я мог бы назвать. Но вы не преподаватель?
Аруэтто сильно удивился.
— Но что бы я мог преподавать?
— Как что? То, что изучаете, — бросил Савл.
— Грецию и Рэм? О них еще столько предстоит узнать, что одному человеку не стоило бы брать на себя дерзость высказывать свое мнение о них!
— Скромность украшает, — насмешливо проговорил Савл. — Но от нее никакого толку для хорошего спора. Ладно, ученый Аруэтто, давайте о другом. Если мы хотим вернуться в реальный мир, как вы думаете, куда нам направить свои стопы? В Меровенс, чтобы уйти из подчинения короля Бонкорро?
— О нет! Мы не принесем никакой пользы Латрурии, если не будем в ней находиться!
— Находиться! — фыркнул Савл. — Вы находились в ней по самые уши.
Мэт и не спорил.
— Если мы вернемся в Латрурию, Ребозо это станет известно в течение нескольких минут, и тогда он пустит против нас в ход все, что только сумеет.
Савл криво усмехнулся:
— Обожаю парадоксы. Стало быть, нам нужно какое-то местечко в Латрурии, на которое не распространяется власть Ребозо. Хитро придумано, а?
— Очень. — Глаза Аруэтто снова загорелись. — Но любой парадокс для решения требует выхода за рамки. В Латрурии есть один холм, который удержался даже против наступления сил Зла при короле Маледикто. Этот холм не тронул и светский скептицизм короля Бонкорро.
— О? — Савл с интересом смотрел на Аруэтто… — Что же это за холм?
— Ватикан.
— Вот скажи, ну почему я догадывался, что все так будет? — вздохнув, обратился к Мэту Савл. — Как думаешь, здесь есть собор Святого Петра?
— Самый большой собор в Европе? — уточнил Аруэтто. — Не сомневайтесь, есть!
— Ну, так что же мы тут прохлаждаемся? Я всегда мечтал на него полюбоваться! — Савл вскочил. — Ладно, Сикстинскую капеллу еще не построили и тем более не расписали, но посмотреть там все равно есть на что. — Савл глянул на Мэта. — Кого мы знаем в Ватикане?
— Ну... — протянул Аруэтто. — Там есть брат Фома...
Брат Фома, как выяснилось, был знакомым Аруэтто с детских лет. Очередной шок Мэт испытал тогда, когда выяснилось, что Аруэтто дьякон. Он посещал семинарию, потому что только там можно было хоть чему-то научиться и только там была неплохая, хотя и не слишком полная библиотека. Нет, она была поистине превосходна, если ты собирался посвятить себя богословию. Но когда Аруэтто понял, как страстно он желает посвятить себя изучению других предметов, он тут же сообразил и то, что его призвание не связано со священничеством.
Судя по всему, к такому же выводу, хотя и по другим причинам, пришел и брат Фома. Вероятно, брат Фома почувствовал, что этот труд ему не по плечу. Тщетно втолковывали ему учителя, что никто не требует от него быть святым: нужно просто быть хорошим человеком, старающимся стать еще лучшей пытающимся помочь ближним. Брат Фома оставался непреклонным. Он соглашался с тем, что его призвание — под сводами церкви, но это не священнослужительство. Может быть, настанет время — когда, одному Богу известно, — и его взгляды изменятся. До тех же пор, говорил брат Фома, он согласен выполнять любое послушание, которое ему назначит епископ.
Выяснилось: епископ хотел, чтобы брат Фома остался в семинарии в должности библиотекаря, что, с точки зрения брата Фомы, было просто идеально, поскольку он попадал в общество книг, которые любил нежно и преданно, и получал возможность писать трактаты обо всем, что его волновало и заботило. Он показывал свои трактаты учителям, и они приходили в восторг: брату Фоме удавалось найти ответы на духовные вопросы, которые не давали покоя всем, в особенности же с тех пор, как купцы принялись вместе со специями завозить в Латрурию из стран Востока чужеродные идеи. Брат Фома не был священником, но он был богословом, и тогда епископ перевел его в кафедральную библиотеку, где тот почувствовал себя совершенно счастливым и продолжал писать и переписывать труды до тех пор, пока папа не назначил его главой ватиканской библиотеки. Кроме всего прочего, это давало возможность кардиналам прослеживать лично за развитием воззрений брата Фомы. Они испытывали в отношении этих воззрений некоторую неуверенность. Кое-что им не очень-то нравилось.
Савл усмехнулся.
— Мне этот hombre уже нравится.
Аруэтто нахмурил брови:
— Hombre?
— Это по-иберийски, — быстро вставил Мэт. — Означает «человек». — Он обернулся к Савлу. — Ну, так что же нам делать с этим библиотекарем теперь, когда мы о нем знаем?
— Думать о нем, — просто ответил Савл. — Ученый Аруэтто, не могли бы вы показать нам, как выглядит брат Фома?