— Те, кто наделен совестью, — заверил джинну Мэт, — творят меньше злых дел и больше добрых.
— Да мне какое дело до вашего народца? Что мне с того, хорошо вам или плохо?
— Ну... — пожал Мэт плечами. — Видишь ли, люди-чародеи могут поработить тебя и использовать, пленив своими заклинаниями.
Лакшми застыла, прищурилась. Мэт почти воочию видел, как в ней закипает гнев.
— Кто поработил тебя? — заботливо спросил он. — И каким колдовством? Может быть, я сумею освободить тебя из плена.
— Так ты чародей? — с сомнением поинтересовалась Лакшми.
— Так и есть, — признался Мэт.
— И поэтому твои льстивые речи зажгли во мне огонь желания?
— О, за это прошу прощения, — устыдился Мэт. — Я просто изо всех сил старался помешать тебе стереть нас с лица земли.
Взгляд джинны стал недоверчивым.
— Неужто ты и впрямь стыдишься того, что воспламенил в женщине желание?
— Если это против ее воли — да, стыжусь.
— Вот уж удивительно! — воскликнула Лакшми. — До сих пор мне не попадались такие совестливые мужчины из вашего племени!
— Мой сын — редкий человек, — гордо проговорил Рамон.
— Редкий и странный, — кивнула Лакшми. — Дерзнешь ли ты и вправду освободить меня от чар мавританских чародеев, смертный?
— Ну конечно, дерзну! Или ты думаешь, будто мне кажется, что ты бросишься на меня в тот миг, как только я освобожу тебя?
На самом-то деле Мэт в этом даже не сомневался, поэтому и наделил джинну совестью.
— Знаешь ли, смертный, я бы сказала, что любой на твоем месте решил бы именно так. — Джинна оценивающе оглядела Мэта, словно что-то прикидывала на глазок. — Значит, ты мне доверяешь?
— Да, доверяю. А что, это так уж глупо?
— Может, и глупо, — уклончиво отозвалась Лакшми. — Однако лесть твоя пришлась мне по сердцу. — Он видимо, приняла решение. — Ладно! — Она тряхнула левой рукой и быстро проговорила:
— Меня пленил персидский маг по имени Азиз аль Искандер и привязал к себе с помощью талисмана — браслета с лунным камнем.
— Персидский маг? — вытаращил глаза Мэт. — как давно это случилось?
Джинна пожала плечами.
— С тех пор я долго спала — внутри своей темницы, в камне, но когда я наконец проснулась и начала выполнять приказания моего повелителя, свободные джинны сказали мне, что прошло, наверное, лет триста. Кто царствует нынче в Меровенсе. Каприн?
— Боюсь, что нет, — покачал головой Мэт, но тут же понял, что джинна, вероятно, имела в виду не отца Алисанды. — Ты о каком Каприне спрашиваешь? Их было четыре.
— Четыре? — выпучила глаза джинна. — Мне ведом только один! Сколько же времени у меня похитили! Сколько лет минуло с тех пор, как умер первый из Капринов?
— Около двух столетий, — ответил Мэт и приготовился к тому, что у джинны начнется истерика.
Истерики не случилось, однако рассердилась джинна не на шутку.
— Значит, прошло пятьсот лет с тех пор, как меня пленил Азиз! Большую часть моей жизни, смертный, я проспала. Если ты сумеешь освободить меня, я тебе буду благодарна так, как только может быть благодарна джинна!
На миг к ней вернулись чувственность и похотливость.
Мэт поскорее взял быка за рога.
— Итак, персиянин заточил тебя внутрь камня? Ну-ка, ну-ка, дай подумать...
Мэт наклонил голову.
Глаза джинны метали молнии. Она приготовилась было гневаться, но Рамон поднял руку и удержал ее от излияний.
— Тише, миледи, не волнуйтесь! Он творит чудо.
Джинна хмуро взглянула на Мэта, но терпеливо смолчала. А Мэт через несколько мгновений поднял голову, устремил взор в пространство и прочитал:
Как подумаю, что где-то
Дева пленена,
Руки тянутся к стилету,
Ноги — в стремена.
Будь свободен я как ветер,
Дел других не знал,
Я бы дев плененных этих
Вмиг освобождал!
Выводил их на природу
Из сырых темниц,
И давал бы я свободу
Каждой из девиц!
Лакшми, просто-таки излучав желание, покачивая бедрами, устремилась к Мэту.
Мэт торопливо выпалил другое стихотворение:
За горами, за лесами,
За просторами морей
Держит в лапе лунный камень
Некий злобный чародей.
Ты, колдун, не зазнавайся!
Ты колдуй, да меру знай,
Живо с джинной расставайся
И на волю отпускай!
Закончив чтение, он выжидательно уставился на джинну.
Та уставилась в одну точку, пошевелила руками и покачала головой.
— Путы все еще сковывают меня. Они ослабли, но не исчезли.
— Этого я и боялся, — вздохнул Мэт. — Мне ничего не удастся, пока я не узнаю твое имя.
— Мое имя? — удивилась джинна. — Я же сказала — меня зовут Лакшми.
— Нет-нет, я говорю не о твоем мирском имени, я говорю о тайном, которое до поры до времени было известно только твоей матери, а когда ты выросла, она сказала его тебе.
Лакшми сердито поинтересовалась:
— Откуда тебе ведомо о тайных именах джиннов?
Мэт мог бы ответить, что к тайным именам прибегают многие малоразвитые народы и делают это исключительно ради того, чтобы их именами не завладели злые колдуны и не навредили им. Однако более тактичным ему показался такой ответ:
— Я знаю об этом, потому что твое племя уже очень давно живет на свете.
— А зачем тебе понадобилось мое тайное имя?
— Ведь колдун воспользовался им, когда заточил тебя в лунном камне, верно?
В глазах джинны мелькнул страх.
— А это ты откуда знаешь?
— Понимаешь, пленено не твое тело, — пояснил Мэт. — Пленена твоя душа, твоя суть. Я не вижу вокруг тебя или на тебе ничего такого, что понуждало бы тебя вернуться в камень и повиноваться приказам того, кто этим камнем владеет, повиновение заложено внутрь тебя, в самое сердце. Колдун воспользовался твоим тайным именем, чтобы приворожить тебя, а не зная твоего имени, я не могу тебя освободить.
— Но если тебе станет известно мое тайное имя, ты и сам сумеешь использовать против меня злое колдовство, сможешь заставить делать все, что тебе будет угодно!
— Понимаю, — извиняющимся тоном проговорил Мэт. — Но иначе ничего не выйдет. Колдун привязал тебя к себе с помощью твоего тайного имени, и я не смогу дать тебе свободу, не зная его. Тебе придется довериться мне.