Огненный шар рассыпался искрами, и перед глазами Мэта, Рамона и Стегомана предстал джинн, увеличивающийся в размерах. Достигнув роста футов двадцать, он занес над головой боевой топор с лезвием шириной фута три и возгласил:
— Ты — чародей Мэнтрел?
— Я? Н-н-нет! — выдавил Мэт со всей уверенностью, на какую только был способен. — Я его терпеть не могу. И я... я его ни разу в жизни не видел!
Рамон догадался, что могло вызвать появление джинна.
— Нас там не было! — воскликнул он. — И даже если мы там были, не мы это сделали!
— Вы лжете! — вскричал догадливый джинн. Сжав двумя руками топор, он взмахнул им.
— Беги, Стегоман! Папа, нет! Погоди!
Но Рамон уже спрыгнул на землю, крича:
— Твой друг не должен пострадать из-за нас, Мэтью! И потом... две маленькие цели труднее уничтожить, чем одну большую!
Мэт выругался, спрыгнул со спины дракона и бросился наутек.
— Мэтью, нет! — проревел Стегоман. — Я же могу всех нас спасти!
И он помчался следом за Мэтом.
Рамон догонял их. Он бежал, петляя из стороны в сторону, уклоняясь от гигантского топора.
— Стойте смирно, будьте вы трижды прокляты! — ревел джинн. — Ну хоть в кучку сбейтесь, на худой конец!
Огромный топор со свистом рассек ночной воздух, но Мэт увернулся в последнее мгновение, и лезвие топора увязло в земле. В это же мгновение Мэт налетел на Стегомана. Дракон тут же притормозил, но Мэта отбросило на десять футов назад.
— Сейчас ты умрешь! — проорал джинн, успевший выдернуть из земли топор.
— Не смей! — прокричал кто-то из темноты хрипловатым контральто.
Мэт поднялся на ноги и всмотрелся в небо. Естественно, над ними возвышалась Лакшми, ростом ничуть не меньше джинна.
— Но я обязан сделать то, что повелел мне Хозяин Лампы! — жалобно запротестовал джинн. — Ты, принцесса, не можешь приказывать мне, я во власти своего повелителя!
С этими словами джинн отвернулся от Лакшми и снова занес топор над Мэтом.
Мэт обежал вокруг Лакшми и спрятался под ее коленной чашечкой.
— Сын мой! Я же тебя учил никогда не прятаться за женщин! — возмутился Рамон.
— Но ты же не в буквальном смысле это имел в виду! — слабо возразил Мэт. — А эта... она такая большая!
— Отойди, принцесса! — попросил джинн, однако топор опустил. — Тебе не следует вставать между джинном и тем, что ему повелели совершить.
И тут Лакшми вдруг стала сама чувственность:
— Да ладно тебе, Камар! Ты кто — раб или свободный джинн?
— Я раб лампы, принцесса, — признался джинн Камар и сглотнул подступивший к горлу ком. А Мэт подумал, что, если джинн еще сильнее выпучит глаза, они у него вывалятся из орбит. — Я должен совершить то, что мне повелели.
— Может быть, и так, — мурлыкала Лакшми и, покачивая бедрами, шагнула к джинну. — Но ведь по пути к своей цели ты мог бы и развлечься немного, а?
Мэт последовал примеру джинна и сглотнул слюну. Он и понятия не имел, что женщины способны коленями такое выделывать.
Но тут он вспомнил о себе и своих трудностях. Он помахал рукой отцу и указал себе за спину, после чего начал пятиться подальше от сцены событий.
Камар тяжело дышал.
— Я раб! Я не смею поступать, как свободный джинн!.
— Если ты раб, то это не твоя вина, — заверила его Лакшми. — Да и отвлеку я тебя ненадолго. — Она прижалась к джинну, запрокинула голову, полуприкрыла глаза, приоткрыла губы. — Или ты так сильно жаждешь крови, что тебе больше ничего-ничего не хочется?
— Так нечестно! — вяло протестовал Камар, но, видимо, он все же осознавал, что редко кому из джиннов дано познать такое невыразимое счастье, как предаться любви с принцессой. Джинн опустил топор, обнял Лакшми, и ее губы утонули в его бороде.
Мэт развернулся и помчался наутек — только пятки сверкали. На бегу он оглянулся — как там отец. Тот тоже бежал во всю прыть. А бедняжка джиннская принцесса, принесшая себя в жертву ради него, была в объятиях Камара. Что ж, тот был по-своему красив — как джинн...
Угрызения совести кольнули Мэта словно наполненный лекарством шприц. Он резко остановился. Пробегая мимо него, Рамон выдохнул:
— Беги! Нельзя упускать такую возможность!
— Не могу! — крикнул Мэт. — Я не в силах бросить эту несчастную и допустить, чтобы она принесла себя в жертву! И врага позади себя оставлять нельзя!
Он вскинул руки к небу, сделал такое движение, словно развязывал узел, и прочел нараспев:
Джинны злобные над смертными кружатся,
Мирным гражданам топориком грозятся,
И от джиннов нам не спрятаться, не скрыться,
Но помочь мы можем им освободиться!
Лампы, медные, стеклянные сосуды!
Все предметы заколдованной посуды!
Наливают в вас пусть масло или воду!
Живо джинна отпускайте на свободу!
Уточняю: этот джинн — он вам не пара!
Я на волю отпущу сейчас Камара!
Мэт опустил руки. И только потом развернулся и побежал.
Позади него раздался звук, словно гигантская присоска отвалилась от кафельной стены, а потом прозвучал восторженный голос Камара:
— Я свободен! Лампа больше не владеет мной! Принцесса, я склоняюсь к твоим ногам! Сколь волшебен твой поцелуй!
— Не настолько! — изумленно воскликнула Лакшми. — Станешь ли ты теперь почитать своего освободителя, невзирая на то, что тебе приказал твой бывший повелитель! — спросила она, старательно выделив слово «бывший».
— Стану! — вскричал Камар. — Будь трижды благословенна та, которая освободила меня от постыдных пут рабства!
— Не «та», — поправила его Лакшми, — а «тот». Вернись, лорд Маг Меровенса!
В это мгновение почва в буквальном смысле слова ушла у Мэта из-под ног.
Перемешивая ногами воздух и сам себе удивляясь, он обернулся и понесся к джинне и ее новому дружку.
— Камар, — сказала Лакшми. — Вот твой освободитель. Скажи, Маг, ты освободил его так, как и меня?
— Ну... не совсем так, — уклончиво отозвался Мэт. На этот раз он избежал каких-либо слов насчет того, чтобы джинн стал верен ему. — Но в основном примерно так же.
— Тысяча благодарностей! — воскликнул джинн, схватил Мэта и поднес его к лицу в сложенных «чашечкой» ладонях. — Теперь я твой друг на всю жизнь! Чего ни пожелаешь — только попроси, все будет твоим!
— С-спасибо, — прошептал Мэт и через силу улыбнулся, стараясь напустить на себя бесстрашный вид. — Но я приберегу свои просьбы на потом, до того часа, когда мне действительно что-либо понадобится.