Мэт разыскал на мельнице два мешка муки, которые хозяин почему-то забыл прихватить с собой, развел огонь, нашел кастрюльку с длинной ручкой — она слегка потрескалась, наверное, поэтому ее и оставили — и приготовил некое подобие тортильи — добавку к похлебке из солонины. Только они с отцом уселись перекусить, как в дверь кто-то постучал. Мэнтрелы встревоженно переглянулись.
Мэт встал и осторожно приблизился к двери, на ходу обнажив меч. А Рамон крикнул:
— Да? Кто там?
— Приютите меня, добрые люди, умоляю вас! — отозвался из-за двери дрожащий голосок, показавшийся Мэнтрелам знакомым, хотя и был приглушен — от того, кто стоял снаружи, их отделяла тяжелая толстая дубовая дверь.
Мэт успокоился, убрал меч в ножны и распахнул дверь, за которой оказался перемазанный грязью дрожащий от страха воришка.
— Вроде дождик собирается, — промямлил он. — Мне бы лучше тут переждать, чем под повозкой.
— Весьма предусмотрительно, — похвалил воришку Мэт и, пропустив того мимо себя, проверил, на месте ли кошелек. Он решил, что надо получше следить за кошельком в присутствии Каллио. Заложив дверь засовом, Мэт обернулся и увидел, что отец встал и приглашает Каллио к очагу.
— Добро пожаловать!
— С-спасибочки, — выдавил Каллио и уселся на грубо сработанный табурет.
Его глаза и нос автоматически развернулись к огню и кастрюльке.
— Поужинаем? — радушно предложил Рамон. — Не ахти что, но странникам не до эпикурейства. Мэтью, дай-ка нашему другу миску!
Мэт вытащил из мешка лишнюю миску и, наполнив ее похлебкой, передал Каллио. Воришка радостно вздохнул.
— Вы и вправду друзья. Там и на самом деле дождем пахнет, а мое добро вымокло бы насквозь, если бы я его не закопал так, как вы мне присоветовали.
— Значит, нашел доски? — поинтересовался Мэт.
— Без труда! Несколько штук нашел около лесопилки — отличные доски, выструганные, да еще парусины нашел. Доски — вещь полезная, я их парусиной накрыл.
— Ну, значит, все в порядке, — заключил Мэт, уселся на стул и взял свою миску. — Эй, смотри глотку не обожги!
— Постараемся, — пробормотал Каллио, подцепил полоску мяса на кончик ножа и подул, чтобы остудить. — Ой, какой же я голодный! — Жадюга Каллио, видимо, решил, что лучше поголодает, чем съест хоть что-нибудь из своей добычи.
— Понятное дело, — усмехнулся Мэт. — Люди убегали в спешке, но все же ничего не оставили наступающим врагам.
Каллио кивнул:
— Сроду не видал краев, где бы ничего пожрать не нашлось.
Мэт согласился с ним:
— Еще хорошо, что сейчас — ранняя весна, а то бы крестьяне и поля выжгли.
— Жалко, — буркнул Каллио.
— Что поделаешь? — вздохнул Рамон. — В войну всегда гибнут урожаи.
Каллио проглотил кусок мяса и встревоженно поинтересовался:
— А дракон-то как же?
— О, с ним все будет в порядке, — заверил воришку Мэт. — Он найдет себе какое-нибудь пропитание. Ну хоть горного козла. А если дождь зарядит, отыщет себе пещеру и там переночует.
— Не вернется сюда, на мельницу? — уточнил Каллио. Мэт покачал головой:
— Он в дверь не пролезет. Может, наведается в какую-нибудь конюшню в городе. Глядишь, там лошаденка-другая и осталась. Но сюда до утра не заявится.
— Одиноко ему будет ночью, — вздохнул Каллио.
— Он привычный, — утешил его Мэт. — Драконы вообще существа одинокие. Нет, они не прочь иногда пообщаться со своими, но терпеть не могут, когда собирается целая стая.
— В отличие от людей? — улыбнулся Рамон.
— Ну, мы-то существа социальные, — сказал Мэт. — Наверное, именно поэтому чувствуем себя так неуютно в городах-призраках.
— В местах, где когда то жили люди, а потом ушли? — переспросил Рамон и кивнул:
— Да, это понятно.
При мысли о брошенной, покинутой земле Мэт почувствовал прилив тоски. Он поставил на стол опустевшую миску и уставился на пламя очага.
— Успехи у нас никудышные, верно? Большая часть Ибирии завоевана маврами, весь народ бежал к королю.
— Верно, однако махди пока не выступил против короля, — возразил Мэнтрел-старший. — Он только совершил диверсию, после чего ушел и встал лагерем под Пиренеями.
— Да, и собрался напасть на войско моей жены, как только войско перевалит через горы. А ведь она пошла в этот поход, собрав всех солдат до единого!
Каллио, вытаращив глаза, продолжал жевать. Он явно гадал, о чем речь и во что он оказался втянутым.
— А в это время Бордестанг в осаде, а я бросил несчастную маму, и она вынуждена спасать город!
— Твоя «несчастная мама» страшнее гнева Господнего, если ее разозлить как следует, — напомнил сыну Рамон. — А война еще только началась. Уймись, сынок. Ты вовсе не проиграл, ты еще и сражаться не начал. — Рамон потрепал сына по плечу. — Не стоит в чем-либо винить себя, пока...
— Да понимаю я... — Мэт не сводил глаз с огня, и ему становилось все тоскливее.
— Откуда такой мрак в твоем сердце? — встревожился Рамон. — Уж больно неожиданно возникло у тебя это настроение! Может быть, какой-нибудь колдун напустил на тебя тоску?
— Верно! — Мэт встрепенулся, выпрямился и посмотрел на пламя так, словно увидел его впервые. — Хочет, чтобы я погрузился в депрессию и обо всем забыл! Поглядим, как это у него получится!
Они еще проговорили где-то с полчаса, и Мэт изо всех сил старался приободриться, но, когда все улеглись спать, тоска вновь сковала его сердце, а с тоской навалился и страх. Мэт закрыл глаза — сон не шел. Мэт почему-то все сильнее и сильнее чувствовал себя неудачником. На его пути встретились непреодолимые преграды, значит, его дела шли из рук вон плохо, если пока он обзавелся одним-единственным союзником в лице воришки, не способного вести сносное существование в мирное время, который даже не сообразил, что нужно припрятать свою добычу в брошенной людьми местности. Он не удивился, когда, задремав, увидел пустынную высохшую, безводную местность. Мрак сгущался, возникало чувство обреченности, и при этом на фоне лилового неба нещадно палило солнце. Мэту казалось, что еще мгновение — и из этой мертвой земли на свет начнут вылезать скелеты. Они соберутся в войско и пойдут в атаку на Мэта скелеты носорогов, гигантских ящеров, а может, даже неандертальцев... И скелеты поднялись и пошли. «Мы — мертвые, — казалось, поют они. — Мы — те, кем скоро станешь и ты. Добро пожаловать к нам, от нас ты не уйдешь никогда».
Мэт подсознательно протестующе закричал, но вслух он не мог выдавить ни звука — у него не было тела. Скелеты приближались к какой-то точке в его сознании — медленно, но с отчаянной неизбежностью.
А потом... за спиной у Мэта раздался чей-то крик, загрохотали копыта коня, и мимо него на тощей лошаденке пронесся рыцарь в латах. Его обломанное копье взметнулось...