Мэт повернул голову еще немного — и увидел девушку.
Девушка была совсем юная, почти подросток, и очень хорошенькая, но никак не индуска. Слишком бледной, чуть золотистой была ее кожа. Глаза девушки были слегка раскосыми, а длинные волосы, обрамлявшие голову и плечи, — густыми, оттенка красного дерева. На взгляд ей было лет семнадцать, не больше, однако простой белый балахон, в который она была одета, не скрывал вполне взрослых форм. Девушка лежала на каменной плите, ее руки были связаны на груди, глаза широко раскрыты, но взгляд их был затуманенным. Лицо девушки было сковано трансом.
То есть — Мэт надеялся, что девушка в трансе, но при этом жива.
Он уразумел, что лежит на точно такой же каменной плите. Под ложечкой у Мэта препротивно засосало. Он отлично знал, как поступают почитатели Кали, туги, с похищенными ими людьми. Они удушали их, принося тем самым в жертву своей богине.
Мэт услышал чьи-то голоса у себя над головой, запрокинул голову и разглядел двоих мужчин в жреческих одеяниях. Жрецы держали в руках цветные плетеные шнуры. Похоже, пока они не были готовы взяться за дело, а только обговаривали факты. Говорили они на хинди, но переводческое заклинание Мэта по-прежнему работало.
— Она с такой страстью сражалась, пытаясь спасти его, что, быть может, уже посвящена богине.
— Нет, — отозвался второй жрец. — Она не совершила убийства.
— Не потому, что плохо пыталась! У троих из самых сильных наших мужчин останутся шрамы от ее когтей на месяц, если не больше!
— Если бы она была из почитательниц Кали, — возразил второй, — она бы совершила убийство не раздумывая.
Мэт принял решение. Собственно, у него и раньше не было никаких колебаний. Он должен был спасти девушку. Безусловно, ее спасение подразумевало и его собственное, но он так или иначе планировал это сделать.
— Нет сомнений в том, что мы должны принести ее в жертву, — сказал тот из жрецов, что был постарше. — Она несет угрозу для Орды. Она очень опасна.
— Враги Орды — наши враги, — согласился более молодой. — Но почему же она так опасна? Она ведь так юна!
— Это нам неведомо, — тяжело выговорил старший жрец. — Но не сомневайся в том, что, если мы принесем ее в жертву Кали, мы принесем победу Орде.
«Я определенно обязан ее спасти», — подумал Мэт и попробовал произнести заклинание как можно тише. Увы, он обнаружил, что его язык и губы шевелятся с колоссальным трудом — так, словно залиты густым сиропом. Ужас на миг сковал его: он подумал, что снова окутан чарами, лишившими его дара речи. Он в отчаянии поискал взглядом Балкис, но не нашел.
При этом взгляд его снова упал на глаза девушки, и он догадался, что с ней. Ее опоили каким-то наркотическим зельем! Видимо, чем-то подобным жрецы попотчевали и его самого — вот почему у него пока не болела голова. Просто, обладая большей мышечной массой, Мэт скорее оправился от действия наркотика.
Мэт попробовал заставить язык и губы шевелиться, хотя это напоминало попытку говорить со ртом, набитым ватой.
Что бы в меня эти гады ни влили —
Маковый сок иль настой белены,
От нар коты я избавиться в силе:
Прочь, мерзопакость, из слез и слюны!
Брысь, выметайся из лимфы и крови!
Лучше уж боль, чем такое здоровье!
Головная боль, навалившаяся в этот же миг, была подобна удару кувалды, и Мэт тут же пожалел о том, что его заклинание получилось настолько действенным. Но поделать уже ничего было нельзя, а тот жрец, что был помоложе, уже шагнул к нему, сжимая в руках шелковый шнур. Жрец постарше отстал от молодого всего на шаг. Шнур покачивался в его руках и вот-вот должен был захлестнуться и обвить шею девушки. Мэт проворно затараторил:
Это что же за напасть?
Что за рок треклятый?
Признаюсь, мечтал попасть
В Индию, ребята.
Повидать мечтал Мадрас,
Дели и Бомбей я,
Но признаться, я сейчас
Уж о том жалею.
Лучше вновь бродить во сне
С гуру по базарам,
Но такая карма мне
Не нужна и даром!
Очутиться бы сейчас
Где-нибудь подале,
Где бы не достали нас
Руки злобной Кали!
Голова у Мэта закружилась, но впервые в жизни он так обрадовался тошноте. Под действием заклинания все вокруг завертелось по часовой стрелке...
...А потом — в обратную сторону, и каменная плита пребольно врезалась в спину Мэту. Вращение прекратилось, и Мэт обнаружил, что перед ним — перекошенная злобной гримасой физиономия старшего жреца.
Мэт понял: тот тоже владел кое-каким колдовством. На самом деле, прямо сейчас жрец что-то распевал на санскрите и выглядел весьма самодовольно, поскольку этот древний язык был доступен только жрецам.
Однако спасительное переводческое заклинание действовало исправно, и Мэт улавливал смысл того, о чем распевал жрец. А распевал он о том, чтобы губы и язык Мэта вновь стали неподвижны. «Ну уж это фигушки!» — мысленно возмутился Мэт и пропел в ответ по-английски:
Ну-ка, губы и язык,
Чур, не поддаваться!
К столбняку я не привык,
Не хочу с ним знаться.
Ты напрасно, злобный жрец,
На меня глазеешь,
После слов моих, подлец,
Сам ты онемеешь!
Жрец договорил свое заклинание и довольно осклабился, а Мэт испугался: его язык и губы пронзила острая боль, и они тут же одеревенели. Однако уже через секунду боль и онемение исчезли, а жрец взвыл, издал нечленораздельное мычание и резко отвернулся, прижав руку к губам — видимо, заклинание Мэта сработало как надо. Жрец вопил от боли.
Жрец помоложе в испуге вытаращил глаза, но тут же выпалил стишок на санскрите — простое контрзаклинание на все случаи жизни. Старший жрец перестал вопить, но, обернувшись к младшему жрецу, смог поблагодарить его не очень-то внятно.
Мэт знал, что заклинания общего порядка тут не помогают поэтому решил, что надо действовать быстрее и решительнее, пока молодой жрец не выдаст что-нибудь поконкретнее и не снимет окончательно заклятие, наложенное Мэтом на органы речи старшего жреца. Мэт, не теряя времени, проговорил:
Вам свершить злодейство не придется,
Я сейчас преподнесу урок:
Мигом на две части разорвется
Этот крепкий шелковый шнурок!
Старший жрец явно не собирался ждать возвращения дара речи. Со злобным оскалом он расправил алый шнур и направился к девушке. Мэт не сомневался, что в ближайшие мгновения точно так же поступит и младший жрец, но решил не думать об этом и проговорил: