— Это таги, жрецы Кали, злобного воплощения великой богини, — пояснил Мэт. — Ты понимала их речь?
— Нет, я не разобрала ни единого слова. А ты?
Мэт кивнул:
— Еще во время плавания на галере я мысленно произнес заклинание, с помощью которого мне удается понимать любой язык. Я и тебя наделю такой способностью на тот случай, если нам придется расстаться.
Балкис не хотела менять тему.
— И о чем же они говорили, эти жрецы?
Мэт вдохнул поглубже и сказал девушке правду.
— Что ты являешься препятствием, угрозой для Орды в ее попытках завоевания всего мира.
— Я?! — в изумлении воскликнула Балкис. Однако она тут же догадалась, что из этого следует, и Мэт порадовался ее сообразительности.
— Ну, есть у тебя хоть какая-то догадка? Чем ты могла бы помешать Орде?
— Никаких догадок! — скептически покачала головой Балкис. — Но если ты поймешь, в чем дело, то сможешь использовать меня как оружие, да?
— Нет, не как оружие, — медленно проговорил Мэт. — Но как союзницу. Разве можно, к примеру, сказать, что калиф Сулейман пользуется королевой Алисандой как оружием?
— Может быть, в каком-то смысле, — задумчиво проговорила Балкис. — Но тогда можно сказать, что и она им тоже пользуется. Я поняла тебя.
«Поразительная сообразительность, — мысленно отметил Мэт, — и совершенно необъяснимая».
— Но я имел в виду нечто большее. Общие интересы. Если победа над Ордой сулила бы тебе возвращение на родину и обретение того, что положено тебе по праву рождения, разве ты не пожелала бы расстроить их планы?
— Да! — Глаза Балкис вспыхнули яростным огнем. Мэт кивнул:
— Стало быть, ты — не оружие, а человек, у которого та же цель, что у меня.
— Я понимаю, почему ты жаждешь побольше узнать о своих врагах, — сказала Балкис. — Но не он ли явился перед тобой в одеяниях цвета полуночных небес?
— И отвлек мое внимание ровно настолько, чтобы ко мне успели подобраться туги и нанесли мне предательский удар, — с печальной иронией проговорил Мэт и отвел взгляд. — Да, надо быть повнимательнее.
— Он появился настолько неожиданно, что трудно было обратить внимание на что бы то ни было еще, — сухо отметила Балкис.
Мэт устремил на нее взгляд, полный удивления и благодарности. Правда, сама Балкис, похоже, не осознала, что оправдала своего спутника за невнимательность. Она всего-навсего излагала факты.
— Но почему он не уничтожил тебя своим колдовством? — поинтересовалась девушка.
— Хороший вопрос, — кивнул Мэт. — Ответ очевиден: он не мог этого сделать.
— Значит, он не волшебник?
— Да нет, он определенно волшебник, если возник ниоткуда, — сказал Мэт. — Но я думаю, он очень осторожен. Видимо, он знает, кто я такой, и опасается моего волшебства.
— Поэтому он и подговорил тугов, чтобы они лишили тебя сознания!
— Верно подмечено, — похвалил Мэт свою ученицу. — А тебя они как изловили?
— В то время как первый из них стукнул тебя по голове, второй бросился на меня, а я пряталась за корзиной. Он прижал к моему носу какую-то дурно пахнувшую тряпку.
— Наркотик... — Мэт нахмурился. — Итак, Арьясп знает, как производить хлороформ или еще какое-то вещество, ему подобное по действию. Кроме того, он знал, где ты прячешься. А это трудновато было выяснить при том, что его не было на месте.
— Как — не было? Он был там!
— Нет, это был его образ, — объяснил Мэт. — Если бы он явился нам самолично, то он мог бы применить более сильные чары и не преминул бы ими воспользоваться. Но вот если сам он в это время находился в тысяче миль от нас и всего лишь спроецировал, куда нужно, свое объемное изображение, то при таком варианте он мало на что был способен. Немногие заклинания могут сработать на большом расстоянии. Для того чтобы они сработали, нужны колоссальная энергия и максимум сосредоточенности. А Арьяспу потребовалось не меньше половины запасов собственной энергии только для того, чтобы спроецировать передо мной свой образ.
— А почему же он не явился сам, если создание изображения настолько затруднительно? — нахмурившись, спросила Балкис.
— Потому, что перемещение в теле также стоило бы ему немало сил, а он намного старше меня и скорее устал бы, вступив со мной в единоборство, — ответил Мэт. — Я-то был полон сил.
— И мог бы одолеть его своим волшебством!
— Верно, — кивнул Мэт. — Так что для него куда безопаснее было остаться дома и дать распоряжения тугам. Конечно, еще стоит подумать о том, почему они ему повиновались. Вероятно, здесь также имеют место общие интересы.
— Пожалуй, эти жрецы хотя бы не отказались от помощи в поисках двух несчастных для жертвоприношения.
— Верно подмечено, — оторопело проговорил Мэт и задумался о том, сколько времени понадобится Балкис для того, чтобы познать все, что ведомо ему. — И Арьясп должен был остаться доволен тем, как все в итоге обернулось. По его расчетам, я не должен был очнуться слишком быстро для того, чтобы спастись от смерти, и вдобавок, вероятно, не предполагал, что я знаю, кто такая Кали, и что я понимаю хинди и санскрит.
— А откуда ты знаешь об этой богине? — пытливо уставилась на Мэта Балкис.
— Это называется хорошим общим развитием, — ответил Мэт. — Именно благодаря ему я бы понял, что Арьясп — колдун, даже если бы он не возник ниоткуда.
— И все с помощью этого «общего развития»? — недоверчиво спросила Балкис.
— Ну... хотя бы за счет знаний по истории, — ответил Мэт. — Он говорил об Ахурамазде — зороастрийском божестве света и об Ангра Майнью — зороастрийском божестве тьмы, и из этого я сделал вывод о том, что сам он — зороастриец.
— В этом есть смысл, — согласилась Балкис. — А кто такие зороастрийцы?
— Это люди, которые верят в учение пророка Зороастра, он же — Заратустра, — объяснил Мэт. — Однако это учение существовало задолго до него — он просто придал ему окончательную форму. Жрецы зороастризма назывались «маги», и они настолько прославились умением напускать чары и прибегать к помощи сверхъестественных сил, что люди произвели от их названия слово «магия».
Балкис поежилась.
— Тогда они воистину могущественные волшебники! Но кто же этот Ариман, про которого толковал Арьясп?
— Всего-навсего более современное имя Ангра Майнью, — сказал Мэт. — А Ахурамазду в более позднее время стали называть Ормуздом. До Заратустры маздеанцы верили в то, что мир — то поле битвы между Ахурамаздой, божеством Добра, и Ариманом, божеством Зла. По силе они были равны между собой, и человечество должно было выбрать сторону Ахурамазды и помочь ему своей праведной жизнью и добрыми делами.
— Значит, Ариман должен искушать людей на злые дела и греховную жизнь, — медленно выговорила Балкис.