Подошва туфельки озарилась голубым свечением, вскоре оно охватило всю туфельку целиком. Внутри нее проступили фигурки людей, задвигались, их очертания стали более отчетливыми...
Но вдруг изображение пропало, как и не было его. Лакшми тоскливо и гневно вскрикнула.
— Блок? — понимающе спросил Савл. Химена кивнула:
— Кто-то почувствовал мое заклинание и противопоставил ему свое. Придется его нейтрализовать.
Она запела по-испански.
— Но как же... как же она сумеет обойти такое заклинание? — шепотом спросила у Савла Лакшми.
— Она может сделать так, что вражеское заклинание истребит само себя, — объяснил Савл. — Такой уж у нее особый дар — снимать злые чары.
— Поэтому ее и прозвали Чаровницей?
— Между прочим, ее так и Рамон называет, — заметил Савл. — Но думаю, что у него для этого есть свои причины.
Химена, держа туфельку в обеих руках, упрямо продолжала говорить нараспев. Было заметно, как напряжены ее руки и плечи. Казалось, крошечная туфелька становится все тяжелее и тяжелее. На лбу у Химены выступила испарина.
Савл понял, что может случиться в следующее мгновение, и быстро шагнул к Химене. Подхватив ее под руку, он обнаружил, что кожа ее холодна. Взгляд Химены стал отсутствующим.
Заметив это, Лакшми вскричала:
— Что с ней?
— Ее дух отправился в странствие, — ответил Савл тихо и хрипловато. — Попробуй прикоснуться к ней кончиком пальца и перелить в нее свою силу, если можешь!
— Мы должны последовать за ее духом!
— Но как? — недоуменно спросил Савл.
Лакшми молчала, поэтому Савл сам прикоснулся к тыльной стороне ладони Химены кончиком указательного пальца и проговорил:
Я подкованный вполне
В деле медитации,
Ничего не стоит мне
Силы концентрация!
И как только я свою
Силу сконцентрирую,
Передам кому хочу
Я ее, родимую!
Химена снова оказалась в туманном царстве. Холодная серая дымка окружила ее со всех сторон. Туман противно холодил лицо. Ничего не было видно за густой серой пеленой. Холод забирался под одежду, под кожу, крался к самому сердцу.
Но от рук к груди Химены распространялось тепло. Опустив взгляд, она увидела, что сжатая в ее пальцах туфелька озарена розовым сиянием. Химена нахмурилась, гадая, каким образом такой маленький предмет мог вырабатывать такое тепло и почему вообще туфелька так нагрелась.
И тут Химена расслышала чью-то негромкую поступь, приглушенную густым туманом. Однако по мере приближения звука стало ясно, что шаги принадлежат какому-то огромному, тяжелому существу. Химена с тревогой вглядывалась в туман. Его завеса дрогнула, зашевелилась, и вскоре в плотной пелене образовалось нечто наподобие коридора.
А потом на фоне серой дымки возник темный, мрачный силуэт несуразного существа. На макушке его покачивались тонкие, похожие на стебельки, выросты, щелеобразная пасть с острыми, как у акулы, зубищами, была оскалена в злобной ухмылке, огромные выпученные глаза светились в полумраке. Страшилище передвигалось на тоненьких негнущихся ножках, которые заканчивались большими плоскими ступнями. Его передние конечности длиной равнялись туловищу и были увенчаны футовыми ладонями с длинными пальцами.
— Поди сюда, — прогудело чудище, — если решила помериться силами со мной, посостязаться в магии! Войди в меня, соединись со мной, стань частью меня, растворись во мне.
Химену озарило: она поняла, что перед ней — карикатурное воплощение любви и самых разрушительных проявлений желания. Та любовь, тот трепет, с которыми Лакшми относилась к туфельке — единственному, что связывало ее с пропавшими детьми, притянули чудище к этому предмету. Так продрогший нищий бродяга потянулся бы к едва тлеющему костру.
Бродяга, который жаждал бы пожрать огонь этого костра, забрать его тепло внутрь себя.
И еще Химена догадалась, что вторым, не менее мощным магнитом для чудовища явились ее любовь и тревога за внуков. Однако она понимала, какую силу такая любовь способна придать тем, кто хочет навредить предмету любви.
— Берегись, создание пустоты! — прокричала Химена, дабы на всякий случай честно предупредить чудовище, но оно продолжало надвигаться на нее, противно чмокая и воркуя и тем издевательски насмехаясь над поцелуями и бормотанием влюбленных. Холодные длинные лапы тянулись к Химене, к излучаемому ею теплу. Химена собралась с силами и с мрачной решимостью запела:
Меня коснуться не посмеешь —
Ведь я уверена вполне:
Любовь — не вздохи на скамейке
И не свиданья при луне.
За миллион не продается,
Ее не запугает враг,
Она пред силой не сдается,
Не отступает ни на шаг!
Любовь — не то, что называют
Порой любовью сгоряча,
Не то, что страсти распаляет
И учит нас рубить сплеча.
Не то любовь, что душу губит
И душит ревностью подчас.
Тот не убьет, кто свято любит,
Тот не покинет, не предаст!
Любовь не жжет, а тихо греет,
Любовь не ведает преград,
Она условностей сильнее,
Она превыше всех наград.
Любовь тебя согреет в стужу,
В горячке бьешься — охладит,
Утешит тех, кто горько тужит,
Собой от страха заслонит.
А ты, о монстр многоногий,
Любви не знавший никогда,
Изыди прочь с моей дороги,
Исчезни, скройся навсегда!
Напрасно холодом могильным
Тепло стремишься угасить:
Моя любовь крепка, всесильна,
Тебе ее не победить!
Ничто на свете не заставит
Обратно повернуть меня,
И мерзкий облик твой растает
В лучах любви моей огня!
Чтоб впредь не смел меня касаться,
Тебе я повелю взорваться!
Широкие ладони с длинными гибкими пальцами тянулись все ближе к Химене. Вот они коснулись ее щеки, и чудовище принялось вытягивать из Химены тепло. Холод пробирал ее до костей. Но вот чудище прикоснулось к маленькому шлепанцу... и попятилось назад. Его утробное воркование сменилось вскриками, ладонь той руки, которой он коснулся туфельки, обагрилась алым пятном ожога. Чудище принялось нянчить обожженную руку в здоровой, жалобно причитая, но что удивительно — ожог начал распространяться вверх, и вскоре уже вся передняя лапа чудища стала ярко-красной, а потом все страшилище раздулось и завертелось в подхватившей его воронке неведомо откуда взявшегося смерча. А когда грянул невероятной силы взрыв, Химену отшвырнуло назад, в холодный липкий туман, в черно-белую головоломку. Но затем ее кусочки обрели цвета, соединились между собой, и Химена расслышала противный хриплый клекот и громкий мужской голос: