— Я буду осмотрителен, Ваше Святейшество, и доложу о том, что обнаружу.
— О? — Папа глянул на отца Ала совиным глазом. — Вы куда-то отправляетесь?
Отец Ал на миг уставился на него, а затем спросил:
— Зачем же вы послали за мной?
— Именно так, — вздохнул Его Святейшество. — Признаться я принял такое решение. — И это мучает меня, так как нисколько не сомневаюсь, что именно его и добивался этот Мак-Аран.
Папа, нахмурясь, уперся взглядом в поверхность стола и продолжил:
— Письмо, пролежавшее тысячу лет в подземном хранилище, приобретает определенную степень достоверности, особенно когда его составитель сумел точно предсказать тронное имя папы. Если Мак-Аран не ошибся в этом, то может быть он не ошибается и насчет этого «кудесника»? И независимо от того, действительно ли этот человек кудесник или нет, он может нанести огромный вред вере. Религию всегда было не слишком трудно подорвать с помощью суеверия.
— Ведь так искушает поверить, что можно управлять вселенной, сказав несколько слов, — пробормотал отец Ал.
— И слишком многие поддавшись такому искушению могут пасть. — Святой Отец стал еще мрачнее. — К тому же, всегда есть небольшой шанс действительно вызвать к жизни сверхъестественные силы...
Отец Ал ощутил тень опасения папы.
— Лично я предпочел бы скорей играть с водородной бомбой.
— Это принесло бы вред меньшему числу людей, — кивнул папа.
Папа Иоанн XXIV медленно, с достоинством грозовой тучи встал.
— Итак. Возьмите с собой вот это, — он протянул сложенный пергамент. — Это письмо, написанное моей рукой, указывает всем священнослужителям оказывать вам любую помощь, какая только потребуется. Прилагаю тысячу терм на помощь, какую я могу отправить вместе с вами. Летите на эту планету и найдите этого Гэллоугласа, где бы он ни был. Направьте его на путь господний, когда он откроет в себе дар кудесника или иллюзию его...
— Сделаю все, что в моих силах, Ваше Святейшество. — Отец Ювэлл, улыбаясь, встал. — По крайней мере, мы знаем, почему этот Мак-Аран отправил свое письмо в Ватикан.
— Ну, конечно же! — Папа тоже улыбнулся. — Кто бы еще принял его всерьез?
Раздался грохот и звон разбитого стекла.
— Джефри! — с досадой воскликнула Гвен. — Сколько раз тебе надо повторять, что нельзя в доме заниматься фехтованием!
Род оторвал взгляд от написанной Гербренсисом «Истории Грамария» и увидел, как его младший сын, с испуганным и виноватым видом пытается спрятать за спину шпагу из ивового прута. Род вздохнул и поднялся на ноги.
— Будь с ним терпелива, дорогая — ему всего три года.
— И ты виноват не меньше его, — обвинила его Гвен. — С какой стати такому малышу понадобилось обучаться фехтованию?
— Верно, дорогая, верно, — признал Род. — Мне не следовало тренировать Магнуса на глазах у Джефа. Но мы же сделали это лишь один раз.
— Да, но ты же знаешь, как быстро он хватается за любое военное искусство. Поговори с ним, а я пока попробую починить эту вазу.
— Ну, я же раньше не знал этого. Ну-ка, сынок. — Род опустился на колени и взял Джефа за плечи, тогда как Гвен принялась собирать осколки, складывая их друг с другом и пристально глядя на трещину, пока стекло под ее взглядом не расплавлялось, и трещина не исчезала.
— Ты знаешь, что это была любимая мамина ваза? — мягко спросил Род. — Единственная стеклянная ваза какая у нее есть. А стекло здесь очень дорого. Магнусу потребовалось долго учиться изготовлять его.
Мальчик проглотил ком в горле и кивнул.
— Мама может ее починить, — продолжал Род, — но ваза никогда уже больше не будет такой красивой, как раньше. Ты понимаешь, что сильно расстроил ее?
Мальчик снова сглотнул, лицо у него скривилось, а затем он уткнулся лицом в отцовское плечо и безутешно разрыдался.
— Ну-ну, нечего, — принялся тихо утешать его Род. — Все не так страшно, как кажется из моих слов. В конце концов, она все-таки может ее починить. В этом плане у пси ведьм есть преимущество. Твоя мать умеет проделывать телекинез в мелком масштабе, но ты все-таки сильно набедокурил, не так ли? — Он отстранил Джефа на расстояние вытянутой руки. Мальчик шмыгнул носом и кивнул с разнесчастным видом. — А теперь, выше нос. — Род вытащил платок и вытер Джефу щеки. — Будь молодцом и пойди скажи об этом маме.
Джеф кивнул. Род повернул его лицом к Гвен, легонько хлопнул по спине, и стал смотреть на них со стороны.
Джеф поковылял к Гвен, постоял молча и дожидаясь, пока она закончила приваривать на место последний осколок, а потом пролепетал:
— Прости мама. Я не хотел ее резать.
Гвен вздохнула, а затем сумела улыбнулась и взъерошила ему волосы.
— Знаю, миленький. Это вышло случайно, и все же, ты разбил ее. Вот потому я и велела тебе фехтовать во дворе. Отныне ты всегда будешь заниматься своими мужественными упражнениями вне дома, хорошо?
Джеф кивнул с грустным видом:
— Да, мама.
— И будешь теперь слушать маму?
— Ага... Но, мама! — протестующе заныл он. — Ведь дождик же!
Гвен кивнула.
— Да я знаю, ты не мог выйти из дому. Но все равно, миленький, значит можно было порисовать.
Джеф состроил гримасу.
Гвен с укором взглянула на Рода.
Тот недоуменно пожал плечами.
Гвен поднялась на ноги и подошла к нему.
— Сколько раз ты обещал ему научить рисовать замок со рвом? Уж его-то он стал бы рисовать и раз, и два, и тысячу раз! Неужели ты этого не сделаешь?
— Ах, да! — хлопнул себя по лбу Род. — Сегодня утром мне можно не заниматься исследованиями. Ну, лучше поздно, чем никогда... Джеф, иди сюда...
Но взрыв визга и сердитой ругани привлек внимание родителей.
Из комнаты мальчиков появился Магнус, обнаруживший следы «преступления». Он стоял перед маленьким Джефом, махая перед его носом указательным пальцем и с высоты своего восьмилетнего жизненного опыта учил брата.
— Нет, ты поступил скверно! Разбить подарок маме, что я так долго мастерил! Эх, Джефри, малявка. Когда ты только научился...
А пятилетняя Корделия ринулась защищать Джефа.
— Как ты смеешь винить его, раз сам выставил Джефа из его же комнаты...
— И моей! — закричал Магнус.
— И его! Он мог играть там сколько влезет, ничего не повредив!
— Тихо, тихо! — охнула Гвен. — Малютка...
И словно по сигналу из колыбели раздался плачь, состязаясь с ревом сконфуженного Джефри.
— Ох, что за дети! — воскликнула раздосадованная Гвен и взяла на руки одиннадцатимесячного Грегори, в то время как Род вступил в спор с детьми.