— Но откуда он узнал, что мы... — Уайти замолчал и нахмурился. — Конечно, я не делал тайны из того, что мы собираемся на Ферму.
— Конечно. Даже я слышал, что какой-то псих собирается добраться до неисправного генератора на печальной памяти астероиде. У Ханаша большие связи в Совете сектора, он обязательно должен был об этом узнать. А он-то знал, что вы там найдете.
— Смерть, — прошептала Лона. — Смерть ста тысяч человек. И мамы с папой.
Слезы покатились по ее щекам. Уайти прижал девочку к себе и ждал, пока минует буря, радуясь, что Лона наконец-то может горевать и может оставить прошлое там, где ему положено быть.
* * *
Корделия вытерла глаза, высморкалась и, всхлипнув, спрятала носовой платок:
— О, какая храбрая девочка!
— Действительно. И хотя не все у нее потом шло прекрасно, большую часть жизни она прожила счастливо. И весьма энергично.
— Если так же энергично, как в детстве, она никогда не должна была скучать, — заметил Магнус.
— Он тоже был храбрым человеком, этот Уайти, — глаза Джефри горели. — Отважным и находчивым.
— Не могу не согласиться... хотя должен добавить, что он никогда не искал опасности. Однако непонятно каким образом постоянно навлекал ее на себя.
— О, слава Небу, что ты знал и таких, как он! — выдохнул Грегори. — Ты много лет провел со старателем-скупердяем, но тебе встречались и хорошие люди!
— Да, а что случилось с этим старателем? — Джефри нахмурился. — Как ты освободился от него?
— Благодаря смерти, дубиновая головушка! — Магнус легонько шлепнул брата по голове. — Как еще он мог освободиться от этого жмота?
Джефри легко отразил шлепок, ответил для равенства свои ударом и проговорил:
— Я мог бы придумать сотню способов, начиная с дубинки и кончая ядом.
— Джефри! Надеюсь, ты шутишь! — воскликнул шокированный Фесс. — Кстати, я освободился от него вследствие его собственной порочности.
— Пороч... чего? — спросил Грегори.
— Порочность, Грегори, это когда поступают неправильно и при этом не испытывают угрызений совести. Мой хозяин проявил это свойство, когда получил тревожный сигнал от группы людей, потерпевших ракетокрушение, и решил не приходить им на помощь, так как не надеялся получить от них маломальской прибыли или удовольствия.
— Вот же подлец! — ахнула Корделия. — Он был совсем лишен человечности?
— Совсем, — согласился Фесс. — Он с удовольствием позволил бы им умереть и после никогда не вспомнил бы о них.
— Но ты не позволил ему?
— Естественно. Я органически не мог позволить. Моя программа расценивает человеческую жизнь гораздо выше удобств — а спасение жизни других людей выше желаний моего хозяина. Поэтому я повернул корабль, подобрал их и впустил через шлюз. А когда они оказались в шлюзе, то убедил хозяина разрешить им пройти на корабль.
— Убедил! — торжествующе воскликнул Джефри. — Ты ослушался хозяина!
— Да, ослушался, но хозяин сам хотел нарушить закон.
— А ведь ты подчиняешься законам!
— Так, — подтвердил Фесс. — Подчиняюсь.
— А бывали еще случаи, когда ты не подчинялся хозяину?
— Бывали, — честно признался Фесс. — Я скоро понял, что потерпевшие крушение проявляют исключительную преданность друг другу и взаимную поддержку. Но мой хозяин получил сообщение о том, что они бегут от правительственных сил. Кроме того, в сообщении обещали солидную награду за информацию об их местоположении. И так как сами беженцы ничего не могли заплатить скупцу, то он решил их продать.
— Продать? — Джефри нахмурился. — Но как можно продавать людей?
— В старые времена подобное положение вещей называлось рабством, — пояснил Фесс, — и я уверен, что единственная причина, по которой мой хозяин не опустился так низко, — просто отсутствие такой возможности. Но едва подходящий случай предоставился, как он, не долго думая, решил заработать на беглецах. И поэтому приказал мне передать сообщение на станцию Церера, чтобы известить власти о присутствии беженцев на борту. И я отказался это сделать.
— То есть не послушался и хозяина и требований закона!
— Не совсем, — возразил Фесс, — потому что у меня были основания полагать, что сами власти в данном случае являлись нарушителями закона.
Джефри выглядел раздраженным. Если Фесс говорит «были основания полагать», значит у него были почти несомненные доказательства.
— Но мой хозяин привел в действие передатчик вручную и послал сообщение.
Корделия нахмурилась:
— Разве это не опасно?
— Ага, — согласился Джефри, — а я из твоих слов понял, что твой хозяин был не очень храбрым человеком. Разве он не ценил собственное благополучие превыше всего?
— Это правда, — согласился Фесс. — Но беглецы не представляли социальной опасности. Это были не преступники, а просто люди, не согласные с политикой, проводимой группой лиц, которая тогда пришла к власти. И так как сами по себе беглецы не были опасны, старатель не колеблясь решил выдать их убийцам, нанятым правящей группой.
— Трус! Негодяй! Подонок! — воскликнул Джефри. — Неужели у него не было никакого сочувствия к беднягам?
— Подозреваю, что не было. Я же сказал, он не задумываясь решил заработать на беглецах, когда представилась возможность. Но он не знал, что получит гораздо больше от того человека, который впоследствии нанял меня на работу.
Джефри не понял.
— Ты хочешь сказать, что тебя у хозяина выкупили беженцы?
— Да. А именно их предводитель.
Корнелия тоже задумалась.
— Но зачем этот богатый джентльмен выкупил тебя у старателя?
— Им необходимы были я и лодка-ослик, чтобы успеть уйти от убийц, которых старатель вызвал по радио.
— А как этот достойный джентльмен узнал, что старатель их вызвал?
— Я взял на себя смелость сообщить ему.
— Фесс! — Джефри шокировано смотрел на него. — Ты предал своего владельца!
— Да, — без колебаний ответил Фесс. — Я уже высказывал свое мнение о чертах характера старателя, дети. Но к тому времени я уже испытывал большое уважение к беглецам и понял, что они пытаются завоевать свободу для всего человечества. Моя программа считает эту свободу фундаментальной ценностью, равной, а может быть, и гораздо выше верности владельцу.
Джефри нахмурился.
— Странно звучит, особенно если сравнить твои слова с теми, что ты раньше говорил о своей программе...
— Да, это звучит странно, — согласился Фесс, — но я подозреваю, что при моем программировании была допущена какая-то ошибка. Причем только в моей индивидуальной программе. Тем не менее, где-то глубоко внутри меня долго зрело и, наконец, во всей красоте проявилось внутреннее противоречие. Следовательно, я поступил в соответствии со своей программой, рассказав беглецам о предательском по отношению к ним сообщении на Цереру.