Гэллоугласы молча прислушались.
Слабый призрачный смех прозвучал в замке, но не злой, а веселый.
— Мы победили, — недоверчиво прошептал Магнус.
Род кивнул.
— Я знал, что мы победим, если не испугаемся. Запечатленные воспоминания не могут причинить вред, они могут только заставить тебя самого испытать страдания.
— Но если это только воспоминания, как мы смогли их победить?
— Мы противопоставили им свои воспоминания, — объяснила Гвен. — А теперь, если зло графа снова возникнет в сознании твоего брата, вместе с ним возникнут и эти сцены унижения, и граф снова убежит в ноль. Потому что в жизни он искал только власти. Гордыня графа возвышалась лишь тогда, когда он унижал других. В этом было истинное наслаждение подлеца — в ощущении своей власти над другими. А больше всего он наслаждался, насилуя беззащитных женщин и вступая во внебрачные связи.
Глаза Корделии вспыхнули.
— Но здесь, в этом зале, несколько минут назад он сам подвергся унижению, и его мучает стыд.
— Да, к тому же он испытал унижение от своей же жертвы.
— И обнаружил, что у него нет власти, чтобы побольнее ударить в ответ. Неудивительно, что он бежал. Хотя, конечно, мерзавец это все заслужил.
— Если действительно это была его душа, — нахмурился Магнус. — Но если это только воспоминания, воплощенные в камне и вызванные мною, мы наблюдали только иллюзию.
— Но даже если так, — сказал Грегори, — его душа уже лет двести поджаривается в аду.
— Грегори! — ахнула Гвен, пораженная словами своего восьмилетнего сына.
Грегори посмотрел на нее широко раскрытыми глазами.
— Добрые отцы произносят такие слова с кафедры, мама. Почему мне нельзя?
Род решил избавить Гвен от ответа.
— Я думаю, пора оживить Фесса.
— О, да! — Корделия подскочила к лошади. — Пожалуйста, папа! Как я могла о нем не подумать?
— Мы все были немного заняты, — объяснил Род.
Он подошел к Фессу и поискал под седлом переключатель — отросток «позвоночника». После того, как кнопка была нажата, робот медленно поднял голову и помигал пластиковыми глазами.
— У ммм... енн... яя... ббб... ыл ппприссс... тупп?
— Да, — ответил Род. — Подожди немного, все пройдет.
— У меня проходит быстрее, чем у человека, — медленно сказал робот. Он осмотрел пустой зал, мальчиков, разжигающих огонь, Корделию, гладившую его гриву.
— А где же призраки?
— Ушли, — подтвердил Род. — Мы вызвали в их среде такое замешательство, что они решили поискать себе новое жилище.
Корделия поморщилась.
— На них подействовали призраки эльфов, папа.
— Призраки... эльфов?
Магнус кивнул.
— Я воспользовался тобой, чтобы вызвать их.
— Мной? Но как я мог тебе помочь?
— Эльфы решили, что твой приступ вызван эльфским выстрелом, — объяснил Грегори, — и когда ты замер, эльфы пришли поискать стрелка.
— Но призраки эльфов — это всего лишь иллюзия!
— Ты прав, — согласилась Корделия, — но разве граф и его люди тоже не иллюзия?
— Но если все призраки иллюзии, — сказал озадаченно Джефри, — как мы могли, сражаясь, изгнать их?
— Противодействуя им, — ответил Фесс. — Поверь мне, Джефри, я хорошо знаком с подобным процессом.
Род удивленно поднял голову. Он не замечал аналогии между компьютерными программами, сходства психометрических и записанных в электронике эмоций, но, конечно, они в принципе одинаковы.
— Значит призрак Солы на самом деле не ее душа?
Гвен развела руки.
— Не могу сказать. Но душа это была или сон, я думаю, сейчас она освободилась и улетела на небо.
— Все равно, — размышлял Род, — не помешает пригласить на обед отца Боквилву. — Он разбирается в компьютерах, и у него всегда с собой святая вода.
Далеко где-то послышались отголоски хриплого мужского смеха, но эхо постепенно стихло. Наступила тишина.
— Все чисто? — негромко спросила Гвен.
Магнус нахмурился, подошел к креслу Фокскорта и прочно взялся руками за подлокотники. Немного погодя он кивнул.
— Ни следа не осталось, ни от него, ни от застарелого страха и тревоги.
И неожиданно Сола оказалась с ними, светящаяся в темноте, дрожащая, живая и еще более прекрасная, чем всегда.
— Сделано, ты поработал прекрасно!
Магнус только очарованно смотрел на девушку.
Поэтому вопрос задала Корделия:
— Злой лорд бежал?
— Да, навсегда, — Сола повернулась к ней, светясь не только физически. — Фокскорт понял, что над ним вечно будут смеяться, если он посмеет задержаться здесь, поэтому он убежал в другой мир, уверенный, что там ему хуже не будет.
Род спросил:
— Разве ему никогда не рассказывали об адских огнях и сере?
— Да, поэтому он пригласил священника, исповедался в своих грехах, когда почувствовал, что умирает, но та его часть, что осталась здесь, все время стремилась к прежним утехам.
— Негодяй! — возмущенно воскликнул Джефри. — Неужели и на небе нет справедливости? Разве с ним не поступят, как он заслужил?
— Конечно, поступят, — Гвен положила руку ему на плечо. — Он может освободиться, но сначала должен осознать всю глубину своего падения и глубоко, от всего сердца, раскаяться. Ему долго предстоит пробыть в чистилище, сын, если он вообще до него доберется. Может, он раскаялся неискренне, когда уменьшился до размеров микроба.
Джефри не был убежден в словах матери, но промолчал.
— Конечно, я хочу справедливости, — сказала Сола, — но рада и тому, что кончились его злые деяния. Благодаря вам, добрые люди, больше никто не будет страдать от жестокости графа Фокскорта. Вы отомстили за смерть моего отца и брата, вы отомстили за страдания моей матери. Вы сделали их судьбу достойной, потому что они способствовали падению злодея!
Род посмотрел на домочадцев.
— Вы должны меня простить, если я испытываю чувство удовлетворения.
— Ты имеешь на это право, благородный человек, — Сола подошла, вытянув руки, словно хотела обнять всех сразу. — Искренне благодарю вас всех: вы избавили меня от страданий, — она повернулась к Магнусу. — Но больше всего я благодарна тебе, добрый юноша, потому что знаю, что ты больше всех хотел помочь мне. Ты открыл передо мной дорогу, и теперь я могу оставить земной мир и завершить свой путь на небо.
— Я... ты оказываешь мне честь...
— А ты мне! И если я заслужу Благословенный Мед, ты всегда будешь моим другом!