— О, у меня имеется еще один союзник, который простит мой последний срыв и вернется, чтобы защитить меня. Его терпение и способность прощать не имеют границ.
— Как скажешь, — но леди явно колебалась. — Все равно, если понадобится, только позови меня, и мы придем.
— А как тебя зовут? — вежливо спросил Род.
— Мирабель.
— Благодарю тебя, леди Мирабель, — Род поклонился. — Будь уверена, если припечет, обязательно позову.
— Тогда ради тебя я отправлюсь спасать твоих монархов, — Мирабель плавно взмыла в воздух. — Прощай!
И она полетела на юг в сопровождении шаровой молнии и меча. Род помахал ей вслед. Волк посмотрел на него, словно усомнившись в его здравом рассудке (животные бывают иногда очень проницательны), потом фыркнул и помчался вслед за своей госпожой.
Род с улыбкой смотрел своим новым союзникам вслед.
Потом повернул назад, чтобы попрощаться с тем единственным призраком, о котором был уверен, что тот не призван злым колдуном.
* * *
Мирабель и ее свита подлетели к сосновой роще. Фея оглянулась через плечо, убедилась, что замок Брума скрылся из виду, и сказала:
— Довольно, дети. Мы можем приземлиться и сбросить маскировку, — она, как пушок, опустилась на землю. И как только коснулась земли, задрожала и засветилась, превратившись в добропорядочную мать семейства. Со вздохом Гвендолен соскочила с метлы, а факел опустился рядом с ней и превратился в Грегори. Шаровая молния стала Корделией, поющий меч с фырканьем обернулся Джеффри.
— Если снова будешь использовать этот камуфляж, — бросила ему Корделия, — научись выдерживать высоту звука.
Глаза Джеффри сузились.
— А ты на самом деле хотела бы жечь?
— Где твой брат? — резко спросила Гвен.
Они удивленно посмотрели на ведьму.
— Не знаем, мама, — немного погодя ответила Корделия. — Откуда нам знать?
— Вероятно, бежит сюда, — сказал, сморщившись, Джеффри, — потому что его ипостась не может летать. Но ему не стоило оставаться с ним.
— А если бы он полетел, — возразил Грегори, — папа тут же признал бы его и наш спектакль провалился бы.
Прежде чем Джеффри смог придумать возражение, из чащи показался худой и голодный волк, подбежал к Гвен и сел, подвывая.
— Хватит твоего шутовства! — резко сказала Корделия.
Волк вздохнул. Его фигура расплылась, протянулась, согнулась — и перед ними предстал Магнус.
— А мне на какое-то мгновение показалось, что я на самом деле стал серым разбойником.
— Ага, значит, в этом и есть твоя сущность, — обрадовалась Корделия. — Я непременно расскажу это всем девчонкам в округе.
Обескураженный такой тирадой, Магнус начал что-то отвечать сестре невпопад, но мать погрозила ему пальцем.
— Тише. Мы должны подумать о вашем отце.
— Папа всегда все так запутывает, — пожаловалась Корделия. — Почему бы ему не остаться в обществе феи и ее спутников? Зачем понадобилось нас отсылать? — на лицо ее легла тень. — Мама, иногда я думаю…
— Не думай, — заверила ее мать. — Да, у него не отнять стремления к отшельничеству, но долго в одиночестве он не в состоянии прожить.
— Значит, он ищет святости? — спросил Грегори.
— Нет, — ответил Магнус. — В глубине души он считает себя недостойным семьи, и чем старше мы становимся, тем больше усиливается это его чувство.
— Магнус! — воскликнула шокированная Гвен, а Корделия спросила:
— Откуда ты знаешь?
— Я его сын, — просто сказал Магнус.
Сестра нахмурилась, а мать выглядела встревоженной.
Потом она покачала головой и подвел итог:
— Хватит. Пусть он сам позаботиться о своей душе. А вот как нам защитить его тело?
— Я был слишком медлителен, — раздраженно бросил Джеффри. — Мне следовало сразу убить этого колдуна, — он повернулся к Магнусу. — Он ведь не может быть настоящим рыцарем?
— Ни за что, — заверил его старший брат, — и сомневаюсь, чтобы королевский герольд когда-нибудь слышал о том гербе. А что касается доспехов… Любой оруженосец может надеть латы под платье и носить щит.
— А кого видел в нем папа? — спросил Грегори.
— Он говорил о колдуне, — напомнил Джеффри.
— Неудивительно, — сказала Корделия, — он ведь действительно волшебник.
— Предатель! — лицо Магнуса стало угрюмым. — Хотел бы я знать, куда он телепортировался.
— Он хорошо защищал свои мысли, — согласился Джеффри. — Мы видели только колдовскую преграду.
— Ну, по крайней мере его приспешники не станут преследовать папу, они слишком напуганы сражением, — Корделия вздохнула, покачав головой. — Твой супруг слишком добр, мама. Я бы хотела, чтобы он всех их перебил.
— Это уже слишком, — возразила Гвен. — Их хозяин может быть агентом из Завтра, но я не сомневаюсь, что сами они всего лишь бедные запуганные крестьяне, которые поддались на обещание сделать их богатыми. Но пребывание в королевских темницах все же обогатит их души.
Магнус с тревогой посмотрел в направлении замка.
— Солдаты наверняка уже должны подходить к его стенам.
— Не сомневаюсь, что они уже подошли, — сказала Гвен. — Король держит слово, несмотря на неприятности: королевские солдаты прибыли, как только мы их вызвали, и собрали богатый урожай из преступников на пути следования вашего отца.
— И нам следовало бы заняться этим, — лицо Магнуса сохраняло беспокойное выражение. — Этот ложный рыцарь Брум может наброситься на него в любой момент.
— Ну, без своей армии он на такое вряд ли решится: слишком испугался чар папы, — Но Джеффри тоже не выглядел слишком оптимистичным.
— Ну и ситуация! — воскликнул Магнус. — Иллюзии отца слишком сильны, чтобы ему оставаться в безопасности одному, но если мы отправимся за ним, то его враги свергнут короля.
— И уничтожат все дело жизни вашего отца, — согласилась Гвен. — Нет, этого мы тоже не можем допустить.
— Добавьте беды, которые постигнут народ Греймари вследствие такой катастрофы, — добавила Корделия.
— Действительно, это дилемма из дилемм, — подтвердил Грегори. — Но разве нас недостаточно, чтобы сделать и то, и другое?
— Наверное, — проговорила Гвен, — тут ничего другого не придумаешь. Магнус, ты должен в своей маскировочной ипостаси следовать за отцом и защищать его от тех, кто хочет погубить его наведенным безумием.
— И защищать тех, кого он может ненароком обидеть сам? — спросил молодой человек.
— Почему всегда так? — спросил Грегори повышенным тоном. — Почему честь защищать отца выпала Магнусу, а не мне?