Эта жалованная царская грамота и по форме и по содержанию отличается от всех предшествовавших. Она начинается: «Божиею поспешествующею милостию Мы, Пресветлейший, Державнейший Великий Государь Царь и Великий Князь Петр Алексеевич всеа Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, Московский, Киевский (перечисляются все удельные княжества и завоеванные царства), пожаловали донских атаманов и казаков, войскового атамана Лукьяна Максимова и все войско Донское, велели: за многая их и верныя службы, а особливо, которую учинили в прошлом 1705 г. в возмущение астраханское, и на вечную им и детям их и сродникам их славу, дать сию Нашу Вел. Госуд., Нашего Царскаго Вел-ва, милостивую жалованную грамоту за Нашею Царскаго Величества собственною рукою и за государственною печатью» [391].
Перечисляя подвиги казаков и службы ему и прежним царям, Петр I не преминул указать заслуги Войска в подавлении старообрядческого мятежа, за выдачу зачинщиков Москве, за приведение к крестному целованию заблудившихся и за смертные казни упорствующих, не подозревая, что старообрядческий мятеж имел не религиозную, а политическую подкладку и что большая часть верхового казачества выжидало только удобного случая тряхнуть Москвой. Случай этот скоро представился.
Царская грамота и жалованные клейноды были приняты центральным войсковым правительством (атаманом и старшинами) с великим торжеством. Верховцы же хранили подозрительное молчание. На Донце было неспокойно. Казаки медлили выполнением приказа о снесении правобережных городков и настаивали на оставлении Нового Айдара, Беленского, Закотного, Кабанья и др. На Бахнуте с 1701 г. шли стычки донских казаков с Изюмским слободским полком за соляные варницы, издавна принадлежавшие донцам. Дело не раз доходило до кровавых столкновений. Полковник Изюмского полка Шидловский в 1704 году самовольно разорил один казачий город и все соляные варницы, разломал часовню и забрал всю церковную утварь, а потом наложил на бахмутских казаков за соль пошлины. Возникли обоюдные жалобы. Атаман Бахмутского городка Кондратий Афанасьевич Булавин, человек твердого характера, поборник старого казачьего права, несмотря на предписание из Посольского приказа об отобрании всех варниц в казну, в октябре 1705 г. с партией казаков разорил все строения и заводы и разогнал всех жителей, занимавшихся вываркой соли близ р. Бахмута, забрав всю казенную и частных лиц соль. Наказный полковник Изюмского полка Шуст вооружил всех подчиненных ему слободских казаков и обложил Бахмутский городок, но, узнав, что за Булавина стали все соседние городки, поспешил уйти. Но Булавин не оставил этот поступок без отмщения; он перешел р. Бахмут и уничтожил все бывшие там варницы, забрал соль и продал ее на месте. Завладев, таким образом, всеми соляными источниками, Булавин стал с своими казаками вываривать соль, не допуская к тому никого. По жалобе Шуста из Адмиралтейского приказа для обуздания донских казаков был послан дьяк Горчаков с отрядом солдат, но за казачье право на выварку соли вступился Войсковой Круг, и Горчаков должен был возвратиться в Воронеж без выполнения возложенных на него поручений [392]. Изюмцы во главе с Шидловским не унимались и в феврале 1706 г. забрали в свои руки селитреные заводы, бывшие во владении Ахтырского полка и находившиеся частью на донских войсковых землях. Донцы не уступали. Для обуздания их и для приведения в исполнение приказа о снесении городков, построенных по левой стороне Донца, и сыску беглых по царскому повелению на Дон в 1707 г. был послан с драгунским полком князь Юрий Долгорукий.
Царь, занятый войной, имел превратные сведения о положении дел на Дону. В его армию донские казаки выставили 26 полков (около 15 тыс.), частью на север, на шведскую границу, частью с походным атаманом Максимом Кумшацким в Польшу и на юг России. Долгорукому, этому зазнавшемуся царскому вельможе, предоставлялся полный простор действовать по своему усмотрению, усмотрение царских воевод в истории России и Дона известно. Князь в короткое время разорил и сжег многие казачьи городки, пытал, бил казаков кнутом, резал им носы и губы, надругался над их женами и дочерьми, заковал в цепи, только в 8 казачьих юртах, до 3 тыс. беглых, скрывавшихся на Дону от тяжких казенных работ и в особенности малороссийских черкасов, бывших раньше свободными, в том числе многих старожилов, принятых в казаки и ходивших с ними во многие походы, и отправил их в Россию. При сыске беглых деятельное участие принимал старшина Ефрем Петров, посланный в помощь Долгорукому войсковым атаманом и старшинами, преданными Москве [393].
Весть о таких действиях князя быстро облетела весь Дон и отозвалась в донских полках, бывших в русской армии. Вздрогнул Дон. Чаша терпения в свободолюбивом казачестве переполнилась. «То ли мы заслужили у царя-батюшки», грустно кивали седыми головами закаленные в боях старики. Молодые точили дедовские шашки и лили пули. Хопер и Медведица от гнева дрожали. Булавин бросился туда; там он встретился с атаманом Есауловской станицы Игнатием Некрасовым. На общем совещании с верховцами они порешили восстать всем за свободу и честь казачью и убить Долгорукова. Решение быстро приведено было в исполнение 9 окт. 1707 г. Долгорукий с полком, около тысячи челов., погиб на р. Айдаре, притоке С. Донца, в Шульгинском городке. Булавин сделал следующее по Дону воззвание: «Всем старшинам и казакам за дом Пресвятыя Богородицы, за истинную христианскую веру и за все великое войско Донское, также сыну за отца, брату за брата и другу за друга стать и умереть за одно. Зло на нас умышляют, жгут и казнят напрасно, вводят в еллинскую (новую) веру и от истинной отвращают. А вы ведаете, как наши деды и отцы на сем Поле жили и как оное тогда крепко держалось; ныне же наши супостаты старое наше Поле все перевели и ни во что вменили, и так, чтобы нам его вовсе не потерять, должно защищать единодушно и в том бы вы все мне дали твердое слово и клятву». Далее Булавин в своем воззвании уверяет казаков, что запорожцы и белгородская татарская орда идут к ним на помощь и в заключение приказывает, во имя спасения Дона, что там, где это письмо будет прочтено, одной половине людей оставаться в куренях, а другой быть готовой выступить конно вооруженною в поход, куда укажет; вольница же должна вся без изъятия двинуться. Если же кто явится ослушником и противником, тот предан будет смертной казни [394].
Это воззвание подняло все верховое и донецкое казачество. Войсковой атаман Лукьян Максимов тщетно в своих грамотах старался уверить восставших в пагубности затеянного Булавиным дела, но ничто не помогло. У Булавина было уже до 20 тыс. преданных ему людей. Он намеревался уже идти на Москву. Брожение быстро пронеслось по всем городам тогдашней Южной России. Все знали, что боярам, приказным и сборщикам податей пощады не будет. В Тамбовском и Козловском уездах и близ Тулы мятежные шайки жгли деревни и принуждали жителей к восстанию.
Низовые казаки, прикормленники центральной власти на Дону, стали на сторону войскового атамана и, как хорошо вооруженные и лучше дисциплинированные, в нескольких схватках в октябре 1707 г. одержали верх над булавинцами, взяли в плен несколько человек и с старш. Ефремом Петровым отослали в Москву, где они и были казнены. Царь считал этот мятеж уже поконченным и зорко стал следить за движением шведской армии, быстро перешедшей в конце этого года Вислу и двинувшейся на Гродно. Петр едва успел убежать в Вильну. Но не таков был Булавин: оставив своих приверженцев формировать настоящую армию, он бросился в Запорожье. «Товариство», выслушав его доводы, дало позволение всем желающим идти с ним.