От смешения алан-ясов с русскими, говорит Рубруквис, образовался «народ особенный»; народ этот известен по русским летописям под именем «бродников». Некоторые историки полагают, что бродники образовались в хазарский период из дружин, назначение которых было охранять броды или переправы и сопровождать купеческие караваны. Другие производят «бродник» от бронник, носителей брони. Но ни то, ни другое неверно. Бродники, по русским летописям, были известны раньше нашествия монголов; они нередко шли в наемные дружины к русским князьям в борьбе их за уделы, а иногда вместе с половцами нападали на русские украины. В то время, как родственные им казахо-черкасские общины, отстаивая свою независимость от половцев, сгруппировались на нижней Кубани и на Днепре, бродники свободно разгуливали в придонских степях и по найму служили то тем, то другим владельцам, в сущности никому не подчиняясь и управляясь избранными из своей среды головами или воеводами (боеводами). Следовательно, под словом «бродники» русские летописцы разумели «свободных, вольных людей», «бродивших» в придонских степях и имевших, по словам Рубруквиса, главный прибой на Дону у Переволоки, там, где Дон сближается с Волгой.
Эти закаленные в боях воины-космополиты, затерявшиеся среди чуждых им иноплеменников, все необходимое для себя добывали войной, охотой и рыбной ловлей. Неблагоприятные условия жизни не позволяли им возводить дорогих построек и иметь большие многолюдные города: почти полукочевой образ жизни требовал от них возможно меньше уделять времени на подобные сооружения; они лишь строили для защиты от холода и непогоды землянки и кухни из плетней и камыша. Зато, по свидетельству очевидцев, Рубруквиса и др., они не отказывали своим женам и дочерям в изысканных нарядах: «жены их украшали голову, подобно француженкам, и опушивали низ своего платья белками, выдрами (поречной) и горностаями». Мужчины одевались скромнее; летом и зимой они носили высокие, черные бараньи шапки и кафтаны. Русские летописи бродников обобщают с «черными клобуками», т. е. с переселившимися на Днепр, в Киевскую область, в X–XII вв. казаками-черкасами или беловежцами. «И скопя свою дружину пойде, пойма с собою Вячеслав ль полк весь и все черные клобуки, еже зовутся Черкасы», говорит Киевская летопись.
Вдумываясь глубже в смысл этих летописей времен половецкого владычества в придонских степях, приходится прийти к заключению, что бродники этого времени были остатками народов хазарской монархии, не захотевших подчиниться ни русским, ни половцам и оставшиеся на старых насиженных местах. Во времена Рубруквиса (1224–53 г.) бродники уже являются народом сильным и многочисленным, исповедующим христианскую веру. Эти-то вольные люди и шли на службу к русским князьям. Летопись этого времени говорит, что в дружинах княжеских были: «бродницы мнози» и «полци бяху».
Некоторые наши историки недоумевают, почему воевода бродников Плоскиня, стоявший, по словам нашей летописи, с 30 тыс. отрядом на р. Калке, не помог русским князьям в битве с татарами и даже явно держал сторону последних, уговорив к сдаче киевского князя Мстислава Романовича, а потом связал его вместе с двумя его зятьями и выдал татарам. Вопрос решается очень просто. Делом завоевания России руководили папские агенты, обещавшие местным жителям всякие льготы, а в особенности тем, которые им помогали. Кроме того, в полчищах татар было много христиан из Средней Азии, пользовавшихся многими привилегиями и свободой вероисповедания. Русские же князья того времени стояли далеко не на высоте своего призвания: вечные ссоры и войны за уделы, сопровождавшиеся разорением и избиением мирных и беззащитных жителей, коварство, зависть друг к другу и клятвопреступления, влекшие за собой гибель целых областей, сел и городов, и другие преступления не внушали в свободолюбивых бродниках доверия, а потому они очень неохотно шли к этим князьям на службу и в данном случае не хотели помочь в постигшей их беде.
В варварстве и жестокостях русские князья удельного периода превосходили даже самих татар. В этом каждый может убедиться, изучив эту эпоху русской истории.
Через 13 лет после битвы на Калке монголы под предводительством хана Бату, или Батыя, родственника Чингисхана, из-за Урала двинулись на Россию. У Батыя было до 600 тыс. войска, состоявшего из многих, более чем из 20, народов Азии. В 1238 г. татары взяли столицу волжских болгар, потом Рязань, Суздаль, Ростов, Ярославль и многие другие города; разбили русских при р. Сити, взяли Москву, Тверь и пошли на Новгород, куда в то же время шли шведы и остзейские крестоносцы. Не доходя ста верст до Новгорода, у Игнача-креста, монголы повернули на юг.
Русские историки, как, например, Соловьев и Иловайский, не приводя никаких исторических данных, это событие объясняют тем, что на пути к Новгороду татары встретили болота и дебри (Иловайский) и что приближалась весна — в марте месяце, а с нею распутица и разлив рек. Но историки эти упустили из виду, что в то время к Новгороду шли большие торговые дороги с Волги и что для севера России март месяц не такая уж весна. А богатства Новгорода были для татар заманчивы. Эти закаленные в боях воины, имея опытных западных инженеров, преодолели и не такие еще природные препятствия, как реки Урал, Волга и др. Дело совсем не в том. Новгородские и псковские земли, по плану войны, должны быть заняты шведами и меченосцами, которые и вторглись в них. Вот в чем главная сила. Батый обошел Смоленск, так как к нему подходили папские союзники — литовцы. Батый пошел на Киев, разгромил его и взял все его богатства, а потом в 1241 г. перешел Карпаты и вторгся в пределы врага папы, германского императора Фридриха II и его союзников, дунайских славян.
Фридрих искренно взывал ко всем западным государям, приглашая их к вооружению. «Настало время, — писал он, — пробудиться от сна! Открыть глаза духовные и телесные! Уже секира лежит при дереве, и по всему свету разносится весть о враге, который грозит гибелью целому христианству. Уже давно мы слышали о нем, но считали опасность отдаленною, когда между ним и нами находилось столько храбрых народов и князей. Но теперь, когда одни из этих князей погибли, а другие обращены в рабов, пришла очередь стать оплотом христианству против свирепого неприятеля».
Разделение народов Запада на два лагеря, папский и Фридриха II, помешало всеобщему вооружению. Одни лишь славяне, потеряв кров, свободу и отчасти православную веру, встретили монголов, защищая от них европейскую цивилизацию.
В 1241 г. у Лигница в бою с татарами пал герцог Генрих. Венгерский король, союзник Фридриха, разбитый при реке Соловой, убежал в Австрию. Приближение славянских войск под предводительством чешского короля Вячеслава заставило Батыя круто повернуть на юг. На этом пути, у г. Ольмюца, чехи разбили монголов. Батый обошел г. Вену, так как там жил папский прелат. Он дошел до Удино, до границ своих союзников — папы и венецианцев, разоряя славянские земли. Оттуда он пошел громить придунайских православных славян, чтобы отвлечь их от войны с католиками, захватившими Византию. Но тут получил он известие о смерти хана Октая и поспешил обратно в Золотую Орду. Замечательна во всей этой эпопее личность Фридриха II. Этот просвещенный император католик не признавал папу наместником Христа и всячески старался вредить ему и подрывать его светскую власть. Папа много раз проклинал его за это, отлучал от церкви, но тот не унывал и открыто обвинял его в призыве монголов. Взятый им в плен один из татарских полководцев, оказавшийся английским рыцарем храмовником, был отослан им папе при бранном письме, в котором Фридрих обзывал папу извергом рода человеческого. Фридриху очень хорошо были известны все планы папы о походе на Русь, так как еще в 1230 г. он вместе с ним и гроссмейстером тевтонского ордена Германом фон-Зальцем в Сан-Джермино и Ананьи обсуждали этот вопрос. Согласно этому плану, польский мазовецкий князь приютил в своих владениях папское войско, названное для отвода глаз «орденом тевтонских рыцарей черного креста». В 1237 г. по повелению папы тевтонский и ливонский ордена соединились под общим начальством. Фридрих также вооружился как бы для похода на Русь, но на самом деле двинулся в Италию, будто бы для усмирения мятежников. За это папа проклял его, говоря: «Предаю сатане его тело на погибель, дабы спасти, если удастся, его душу»… На это, не новое для него проклятие, Фридрих ответил: «Все это басни лже-наместника Христова! Самого его (папу) ждут черти в аду!»