В том же году калмыцкий народ, в присутствии Казбулата-мурзы Черкасского и дьяка Горохова, принес торжественную присягу на подданство российскому государю [317]. Борьба с Крымом и азовцами продолжалась. Калмыки в этой борьбе принимали деятельное участие; они громили татарские улусы под Перекопом, угоняли у них лошадей и скот и были очень довольны этой добычей. В этих набегах им помогали остатки ратников воеводы Хитрово и нередко сами казаки. Предпочитая сухопутной войне морские набеги, казаки постоянно врывались в Азовское и Черное моря чрез Казачий ерик и по р. Миусу и не давали ни минуты покоя крымцам. В июне месяце 1662 г. на помощь донцам пришел Касбулат князь Черкасский. Война России с Польшей и Крымом продолжалась, а потому морскими поисками казаков царь был очень доволен и при переговорах с Крымом в 1662–63 гг. чрез своих послов о мире впервые решился открыто признать, без всяких политических уверток, действия казаков правильными, доказывая, что казаки живут на Дону издревле, что крымцы и азовцы всегда первые нарушают мирные договоры, нападают на казачьи городки и разоряют русскую Украйну, вследствие чего казаки вынуждены защищать свои пределы и давать насильникам отпор. Царь даже осмелился упрекать хана за постройку в устьях Дона новых крепостей, которых раньше в тех местах, принадлежащих казакам, никогда не было. Наконец в 1667 г. Россия и Польша заключили на 13½ лет перемирие, а в 1670 г. подписан мирный договор между Россией, Польшей и Крымом. В этом договоре, между прочим, постановлено было, чтобы со стороны российского государя запрещено было донским и запорожским казакам производить морские поиски по Черному и Азовскому морям и не делать никаких нападений на подвластные крымскому хану улусы [318]. Утомленные долголетней войной, Россия и Крым старались выполнять договорные условия в интересах обеих сторон. Возобновились посольские сношения с Царь-градом и Бахчисараем. Войсковой атаман Корнила Яковлев, верный союзник российского царя и блюститель его и всего казачества интересов, всячески старался предотвратить неспокойных донцов от каких бы то ни было враждебных проявлений против турок и крымцев и имел в этом успех. Его поддерживали в этом старые домовитые казаки и благомыслящие старшины войска.
Семейная жизнь на Дону существовала с древнейших времен. Азовские казаки, испрашивая у вел. кн. Василия III в 1519 г. дозволение «прикошенать под Путивль», имели жен и детей. В войсковой грамоте, посланной весной 1641 г. во все казачьи городки, повелевалось «съезжаться городков 5,6 в одно место с семьями». Во время знаменитого «Азовского сиденья» 800 казачьих жен сражались с турками вместе с своими мужьями. Семьями обзаводились только те из казаков, которые жили в городках, удаленных от границ их владений; в пограничных же, при постоянной тревожной жизни, они по необходимости предпочитали жизнь холостую; иные, служа на кордонах, укрывали семьи свои в безопасных местах. Так делали и запорожские казаки. Время было тревожное, военное. По первому зову Главного Войска, в случае угрожаемой опасности, казаки обязаны были являться в назначенное место и в Войсковом Кругу, народном вече, решали дела о походах или защите отечества, также судили изменников и ослушников, встречали царских послов и снаряжали в Москву зимовые (зимой) станицы. Войсковой Круг был верховным управлением всего Войска. Войсковой атаман избирался Кругом на один год, как и войсковой есаул. В мирное время атаман и есаул были простыми исполнителями постановлений Круга, во время же походов власть атамана была неограниченна. Для морских поисков и частичных набегов на неприятельские владения избирались походные атаманы, а также и есаулы, исполнители атаманских приказаний. В каждом городе были свои атаманы и есаулы, избиравшиеся местным кругом на один год.
Сколько казаков было на Дону в XVI и XVII вв. — трудно сказать, т. к. все казачьи войска, расположенные по Волге, Яику и Тереку, составляли один общий союз и по первому зову донцов стекались со всех рек в гор. Черкаск для какого-либо важного казачьего дела, а потом, по миновании опасности, расходились по своим местам. Подьячий Посольского приказа Григ. Котошихин, современник царя Алексея Михайловича, в своих записках говорит, что казаков на Дону в его время было около 20 тыс.; это коренных, с союзными же войсками их было гораздо больше. Состав донских казаков постоянно усиливали их сородичи запорожцы, казаки малороссийские и из украинных городов Московского государства. Незначительный процент в XVII в. составляли новокрещенные татары, вольная польская шляхта, московские опальные бояре и князья, как например, кн. Друцкой, слывший на Дону под именем атамана Ивана Васильева, в 1623 по 1628 г., ратные люди из польских и русских владений и др. Все эти лица, вступая в состав казачества, становились равноправными членами его, а имевшие какие-либо титулы или звания скрывали или отбрасывали их, как не нужные.
С половины XVII в. жизнь на Дону стала принимать более оседлый характер; стало развиваться коневодство, скотоводство, овцеводство и даже земледелие, хотя этот промысел, как отвлекающий казачество от военных обязанностей, Главное Войско не одабривало; рыбный промысел и звероловство существовали на Дону искони.
Гор. Черкасск, сделавшийся столицей донского казачества после «Азовского сиденья» и в котором уже с 1651 г. красовался пятипрестольный деревянный соборный храм во имя Воскресения Христова, построенный по обету казаков, данному во время «сиденья», стал многолюден; он разделялся на пять станиц: Черкасскую со Средней, Павловскую, Дурновскую, Прибылянскую и Скородумовскую. В нем появилась торговля и промышленность, удовлетворявшая пока военным целям. Русские купцы, армяне, греки, турки, персы, татары, калмыки, черкесы, итальянцы и другие торговые люди стекались сюда каждый с своими товарами [319]. С внешней стороны Черкаск представлял собой тип восточного города, подобно Багдаду или Морокко: дома в нем лепились друг к другу без всякого порядка, так, что улиц, в современном значении этого слова, в нем совсем не было, а были лишь одни тесные, извилистые проходы. Дома-курени были большей частью деревянные, в два этажа, на высоких каменных фундаментах или на сваях, с галлереями и балконами, в мавританском стиле. Дон и его протоки, протекавшие чрез город, были всегда заставлены торговыми судами и военными стругами. Черкаск носил оттенок интернациональности. Запорожцы, украинцы и казачество всех рек стекались сюда попировать и сговориться о предстоящих морских поисках на турок и крымцев. Здесь же делили (дуванили) и военную добычу, пленников (ясырь) и проч.
В морских поисках казаки, стараясь освободить своих и русских невольников, забирали в плен большей частью людей знатных, пашей, мурз и др., чтобы получить за них хороший выкуп, доходивший иногда до 30 тыс. золотых и более. Особенно же они охотно брали в плен прекрасных ясырок, жен и дочерей турецких пашей и крымских мурз, на которых многие из них женились или брали в дома в качестве собеседниц своих жен.
В конце первой половины XVII в. на Дону и в особенности в Черкаске стал появляться разряд казаков, имевший впоследствии большое влияние на ход исторических событий войска, — это класс домовитых граждан, разбогатевших или войной, или торговлей и сумевших захватить в свои руки, хотя все угодья считались достоянием всего войска, или лучшие пастбища для своих табунов, или выгодные рыбные тони и проч. Явление это самое естественное и присуще народам всех стран. На Дону при исповедуемых в то время казачеством символах «равенстве и братстве» оно никому никакого ущерба не делало и зависти ни в ком пока не возбуждало. Каждый член военной общины имел право добытые тем или иным способом богатства скоплять и передавать детям или, как большинство это и делало, по возвращении из похода пропивать все «до нитки». Это право было каждого казака. Вместе с этими домовитыми гражданами из среды заурядного казачества стали выделяться и лица недюженных способностей в боевом деле, которых Войсковой Круг выбирал в атаманы, есаулы и другие должности по войску. За боевые отличия и выдающиеся качества по внутреннему распорядку в войске Круг возводил их в почетное звание старшин, без права передачи этого звания потомству. Это были личные заслуги данного лица пред всем войском. Как на тот, так и на другой класс этих выдвинувшихся из общей массы казачества лиц обратили внимание хитрые и в этом деле дальновидные московские политики и всеми мерами, ласками и подкупами, старались привлечь их на свою сторону. В этом они имели успех. «Нет той стены, чрез которую не перешагнул бы верблюд, нагруженный золотом», говорит древняя пословица. Эту стену перешагнули и московские политики. Донских послов (зимовые станицы) в Москве принимали с особенными почестями и обрядами: в палате для приема иностранных послов царь восседал на троне, окруженный боярами и князьями. Дьяк или боярин, держа скрыто в руке листок церемониала, выступал вперед и громогласно докладывал царю, указывая на донских послов: «Вам, Великому Государю, Вашему Царскому Величеству, донские казаки, станичный атаман Корнила Яковлев (или другой) в товарищи челом ударили». Потом, обращаясь к станице, продолжал: «Великий Государь, Его Царское Величество, жалует тебя, атамана, с товарищи к своей государскойруке». По совершении этого обряда царь приказывал дьяку или боярину приветствовать от себя войско; представляющий возглашал: «Великий Государь, Его Царское Величество, жалует атаманов и казаков (имя войскового атамана) и все великое войско Донское, велел спросить о здоровье и службу вашу милостиво похваляет». После такого торжественного представления вся станица приглашалась к царскому столу, где была угощаема с удовольством и подчивана романей (шампанским) [320]. Тут же подносили атаману, есаулу и каждому казаку отдельно подарки: деньги, камку (цветное, тонкое шелковое матерье), тафту, сукно, соболей и серебряный ковш атаману. Потом, тайно от других, шли уже подкупы видных и влиятельных атаманов и казаков, давались секретные поручения — кого и чем задарить на Дону, с целью привлечь их на свою сторону, т. е. быть в нужных случаях сторонниками Москвы. Ежедневно станице выдавались на стол хлеб, мясо, дичь, деньги, вино, мед, пиво и проч.; иногда все это выписывалось в таком размере, что этой провизии могло бы хватить не на сто человек, в каковом составе обыкновенно посылались станицы, а на целый полк. Станицы посылалась в Москву по мере надобности, но не менее 5 раз в год; обязательная же, по старому заведенному обычаю, зимой, почему и называлась зимовой. Таким образом, каждая станица, обласканная, щедро одаренная и удостоенная чести узреть светлые царские очи, радостно возвращалась домой и всякий раз привозила всему войску царское жалованное слово и похвалу. Так принимали в Москве донские посольства в XVII в. Прием, правда, заслуженный, но для простых и честных воинов, не привыкших к подобной пышности, был необыкновенный и многим из них кружил головы.