— Это корень особого дерева, пить нужно один глоток в полнолуние, то есть сегодня. Только обязательно на тебя должен падать лунный свет.
Мне полегчало, я кивнула.
— Все поняла? Ну тогда иди, некогда мне с тобою болтать, у меня еще мужик не кормлен.
Я тут же откланялась, сунув склянку в карман, а кота под мышку.
— Ну как она тебе, — поинтересовался Обормот, в отличии от меня в волю наевшийся халявной сметанки, до сих пор усы белые.
— Хм, хм, ну, она…
— Можешь не продолжать. — Махнул он лапкой.
Я задумчиво покусала нижнюю губу.
— Давно вы знакомы, я так поняла, она была своей первой хозяйкой, — кот тяжелел все больше и больше, а может, просто я устала.
— Пять лет, но она не моя первая хозяйка, и вообще не хозяйка, хотя очень бы хотела ей стать.
Я брякнула кота на мостовую.
— Эй, ты чего, — обиделся этот поросенок.
— Ничего, уже вечер, народу мало, походишь так, не вечно же мне тебя таскать.
И я довольно пошла дальше. Кот поплелся следом, всем своим видом символизируя страдания.
— Иди, иди, тебе полезно растрясти жирок.
— Я не жирный, — возмутился он, — я сильный, а мышцы много весят.
— Вит и иди, раз такой сильный, а то привык кататься за чужой счет.
Кот закипел, сообразив, что допустил промашку.
Вскоре впереди показалась вывеска трактира, и мы обрадовано вошли в ее теплое и яркое нутро. Я уселась за ближайший столик и заказала рыбку, кот взгромоздился на стол и придвинул к себе мой заказ, как только его доставили. Пришлось заказать еще. Поужинали мы довольно плотно, и я, не став дожидаться, когда трактир наполнится до отказа, поднялась к себе в комнату. Котик не отставал. В номере я рухнула на постель, блаженно потянулась, и уже сквозь сон попросила кота разбудить меня ночью, когда взойдет луна.
Проснулась я от того, что кто-то сопел мне в ухо. Повернувшись, я наткнулась на спящего Обормота, посмотрела в окно и увидела, как на пол льется свет полной луны. Шепотом обругав кота, я осторожно встала и подошла к подоконнику, захватив по пути оставленную на подоконнике куртку. Высунув из кармана пузырек, выковырнула зубами упругую пробку, стараясь не разлить содержимое, и села на подоконник, подставив лицо лучам лунного света. Ночь будто замерла, в ожидании… чего? Даже крики и ругань веселящихся на первом этаже людей будто притихли, пробиваясь сквозь вязкую, так нежно окутавшую меня тишину… мотнув головой, осторожно поднесла ко рту бутылочку.
— Я узнаю свое имя, — шепот сорвался с губ и я, зажмурившись, сделала первый большой глоток.
По горлу скользнул холодный липкий комок и рухнул в желудок. Я осторожно поставила пузырек рядом, вновь закрыв его крышкой, и прислушалась к внутренним ощущениям.
Некоторое время ничего не происходило… А потом меня скрутило.
Я рухнула на пол, скорчившись, и хватая воздух горящими легкими. В животе ворочались горящие угли, а голова раскалывалась от боли! Боль то нарастала, то стихала, пульсируя, и перекатываясь в черепе, но вскоре она изменилась и в сводящих с ума вспышках я стала различать слова, нет слово, постоянно повторяющееся слово, въедавшееся в плоть и кровь, пробивающееся наружу. Имя.
— Шшкразощщезхозщщ, — невнятно прохрипела я.
И все прошло.
Я попыталась встать на трясущиеся ноги, и, стерев пот со лба рукавом, огляделась. Все как прежде. Все так же спит на кровати кот, снизу раздаются приглушенные звуки пирующих за полночь посетителей таверны, а луна все еще льет свой свет сквозь оконный проем, освещая хрупкую девичью фигурку, замершую в центре комнаты. Все так же, и не так.
Нейллин — мое имя, часть моего прошлого. Я тихонько рассмеялась, а потом встала на подоконник, высунулась наружу и одним легким слитным движением перебралась на крышу.
Вокруг была пустота, и темнота, изредка пересеченная лунными лучами. Я улыбнулась. Вязь заклинаний ложилась сама собой, заставляя обостряться зрение и слух, внося легкость и плавность в движения и накрепко связывая меня с нитями этого мира, этой ночи, этого города. Я бездумно скользила по крышам, не думая ни о чем, ловила губами ветер, улыбалась луне и бежала, бежала…
Стоп.
Я огляделась, не понимая, что заставило меня остановиться. Слух тут же уловил звон стали, доносящийся снизу. Подойдя к краю крыши, я увидела тени. Там был человек, и он сражался один против пятерых. Я хищно втянула носом воздух. Нежить. Это ее запах, который она не в силах перебить до конца. Его хорошо чуют псы, а теперь и я. Ненависть плеснула густой волной, стекла по рукам и превратилась в три хрустальных шара, которые рванули с моих ладоней в сторону противников уже слабеющего воина и с тихим чмоком врезались в их тела. Все замерли, а потом эти трое взорвались изнутри, забрызгивая все вокруг гнилой кровью.
Ненавижу.
С остальными двумя неизвестный справился довольно быстро, расчленив еще шевелящиеся тела умертвий. Все правильно, утром здесь их найдет солнце и выжжет заразу огнем. Внезапно я поняла, что уже смотрю в глаза воину. Он стоял там, в темном переулке забрызганном зеленой кровью, и смотрел на меня.
Я на краткий миг встретилась с его глазами, замерла, впитывая его взгляд, а потом резко отвернулась и побежала обратно, стремясь вернуться до наступления рассвета. Пока не нарушены чары. Пока я еще всесильна. И только один вопрос волновал меня. Мое зрение сейчас черно-белое, так откуда же я знаю, что у него голубые, как лед глаза?…
В номер я влезла очень тихо, переоделась в пижаму и залезла под одеяло в кровать, прижимаясь к теплому коту. Мне так ничего и не приснилось, до самого утра.
— Подъем!
Меня снесло с кровати, и я забарахталась на полу, запутавшись в одеяле. Кот бежал по комнате, и громко орал, что пора вставать. Увидев меня на полу, он радостно запрыгнул на кровать и начал прыгать уже по ней, подпрыгивая с каждым разом все выше и выше.
Я, наконец, освободилась и запустила в него подушкой, обеспечив себе немного тишины.
— Ты что орешь?
— Как это чего, мы же все проспали, — возмутился он, вылезая из-под подушки, и глядя на меня как всегда очень обижено. Я улыбнулась.
— Кто проспал, а кто и нет.
— Ты узнала?! - Обормот подлетел ко мне и с надеждой заглянул в глаза.
Я потянула эффектную паузу, но потом все же ответила.
— Да
— И?
— И меня зовут Нейллин!
— О-о-о. Это что-то эльфийское?
— Не знаю, — я встала и начала одеваться, по пути рассказывая о вчерашнем вечере.
Кот во время моего повествования молчал, пару раз подпрыгнул, долго искал сердце, а потом возмущенно спросил, почему его не взяли. Пришлось заверить пушистика, что в следующий раз — обязательно. Он еще немного подулся, но от завтрака отказываться не стал, заказав себе двойное меню. Заявил, что от нервов, на что я ответила, что таскать его не собираюсь, после, чего он еще и за мной все доел. Служанки, разносившие блюда с удивлением косились на столь прожорливого кота, а когда он наелся, спрыгнул вниз и пошел к двери, переваливаясь, как гусь, веселились уже все. Но Обормот демонстративно не замечал насмешек, шагая следом за мной.