— Кто у нас тут хороший мальчик? — спросила я, осознавая, пока произносила эти слова, что они больше подходят для обращения к попугаю. — Хороший Грай. Чудесный конь.
Грай не обращал на меня ни малейшего внимания.
Что-то на стволе одного из деревьев около моста привлекло мой взгляд: это была белая деревянная дощечка примерно в шести футах над землей. Я подошла поближе, чтобы рассмотреть ее.
«Полицейское расследование — вход воспрещен — полицейский участок Хинли».
Табличка была обращена к востоку, в противоположную сторону от Букшоу. Явно она предназначалась для того, чтобы отпугнуть толпы любопытных бездельников, слетающихся в места, где пролилась кровь, словно вороны на зимний дуб.
Я, в конце концов, была в собственных владениях. Вряд ли я могла считаться нарушителем. Кроме того, я всегда могу заявить, что не увидела табличку.
Я осторожно поставила ногу на оглобли фургона и, расставив руки в стороны для сохранения равновесия, словно воздушный гимнаст, медленно переступала с пятки на носок вверх к месту кучера. Дверь вернули на место.
Я постояла, собираясь с мыслями, сделала глубокий вдох, затем открыла дверь и вошла внутрь.
Кровь вытерли, я сразу это заметила. Пол недавно мыли, и острый чистый запах мыла «санлайт» [20] все еще висел в воздухе.
В фургоне не было темно, но и светло тоже не было. Я сделала шаг в глубь фургона и тут же замерла на месте.
На кровати кто-то лежал!
Внезапно мое сердце заколотилось как сумасшедшее, и глаза чуть не выскочили из орбит. Я едва осмеливалась дышать.
В тени опущенных занавесок я видела, что это женщина — нет, не женщина, а девочка. Может, на несколько лет старше меня. У нее были иссиня-черные волосы, смуглая кожа, и она закуталась в бесформенную черную креповую ткань.
Пока я неподвижно стояла, уставившись ей в лицо, она медленно открыла темные глаза и взглянула на меня.
Быстрым сильным прыжком она соскочила с кровати, схватив что-то с полки, и я внезапно обнаружила, что меня резко прижали к стене, завернув руку за спину и приставив нож к горлу.
— Отпусти! Мне больно! — сумела выдавить я сквозь боль.
— Кто ты? Что ты здесь делаешь? — прошипела она. — Говори, пока я не перерезала тебе глотку!
Я чувствовала лезвие ее ножа на своем горле.
— Флавия де Люс, — выдохнула я.
Черт побери! Я была на грани того, чтобы заплакать.
Я поймала свое отражение в зеркале: ее рука у меня под подбородком… мои выкатившиеся глаза… нож — нож!
— Это же нож для масла, — выдавила я.
Это был один из тех моментов, которые впоследствии могут показаться забавными, но не сейчас. Я дрожала от страха и злости.
Моя голова дернулась, когда она отодвинулась, чтобы взглянуть на клинок, и затем меня оттолкнули.
— Убирайся отсюда, — грубо заявила она. — Убирайся немедленно, пока я не взялась за бритву!
Мне не требовалось второго приглашения. Девочка явно спятила.
Спотыкаясь, я дошла до двери и спрыгнула на землю. Взяла «Глэдис» и была уже на полпути к деревьям, когда…
— Постой!
Ее голос эхом разнесся по опушке.
— Ты сказала, тебя зовут Флавия? Флавия де Люс?
Я не ответила, но притормозила на краю рощи, убедившись, что «Глэдис» находится между нами, словно импровизированный барьер.
— Пожалуйста, — сказала она, — подожди. Извини. Я не знала, кто ты. Мне сказали, ты спасла Фенелле жизнь.
— Фенелле? — выдавила я дрожащим голосом, еще глухим от страха.
— Фенелле Фаа. Ты привела к ней доктора… сюда… прошлой ночью.
Должно быть, я выглядела полной идиоткой, когда стояла, открыв рот, словно рыба. Моему мозгу требовалось время, чтобы воспринять то, что девочка внезапно перескочила от угроз ножом к извинениям. Я не привыкла к извинениям, и это — вероятно, первое, которое я услышала в жизни, — застало меня врасплох.
— Кто ты? — спросила я.
— Порслин, — ответила она, выпрыгивая из фургона. — Порслин Ли, Фенелла — моя бабушка.
Она шла ко мне по траве, как-то по-библейски вытянув руки.
— Дай я обниму тебя, — сказала она. — Я должна поблагодарить тебя.
Боюсь, я слегка съежилась.
— Не беспокойся, я не кусаюсь, — произнесла она и внезапно набросилась на меня, крепко обнимая и упираясь острым подбородком в мое плечо. — Спасибо тебе, Флавия де Люс, — прошептала она мне на ухо, как будто мы были лучшими друзьями. — Спасибо.
Поскольку я продолжала ожидать, что мне вот-вот воткнут клинок между лопаток, боюсь, я не стала обнимать ее в ответ, а сохраняла натянутое молчание, вроде как часовой в Букингемском дворце, притворяющийся, что он не замечает вольностей, которые позволяет себе излишне взволнованный турист.
— Не за что, — выдавила я. — Как она? Фенелла, имею в виду.
Мне было нелегко произнести имя цыганки. Несмотря на то что мы с Даффи всегда говорили о нашей матери как о Харриет (только Фели как старшая, похоже, имеет право называть ее мамой), мне все равно казалось весьма нахальным называть бабушку незнакомки по имени.
— С ней будет все в порядке, спасибо. Но пока еще рано говорить. Если бы не ты…
На ее темных глазах выступили слезы.
— Не стоит, — неловко сказала я. — Ей нужна была помощь. Я оказалась рядом.
Было ли это действительно так просто? Или под этим крылось что-то еще?
— Как ты узнала об этом? — спросила я, махнув рукой в сторону опушки.
— Копы вычислили меня в Лондоне. Нашли мое имя и адрес на клочке бумаги в ее сумке. Я уговорила водителя грузовика подвезти меня, и он подбросил меня аж до Доддингсли. Остальную часть пути я прошла пешком. Пришла сюда всего лишь час назад.
Четыре золотые звезды инспектору Хьюитту и его людям, подумала я. Поискать в фургоне сумку Фенеллы Фаа не пришло мне в голову.
— Где ты остановилась? В «Тринадцати селезнях»?
— Чтоб мне провалиться! — сказала она, имитируя акцент кокни. — Вот так шуточка!
Должно быть, я выглядела обиженной.
— Я бы не смогла найти два шиллинга, даже если бы от этого зависела моя жизнь, — сказала она, эмоционально махая руками в сторону опушки. — Так что, полагаю, я остановлюсь прямо здесь.
— Здесь? В фургоне?
Я с ужасом взглянула на нее.