Я побежала по заросшему сорняками участку к реке, где жирные капли уже испещряли воду идеальными маленькими кратерами. Спустилась со склона и голыми руками набрала комок липкой глины, образующей берег.
Вернувшись к ремонтному гаражу, я навалила грязь кучкой на подоконник. Стараясь не запачкать одежду, я раскатала пригоршни этой гадости между ладонями, формируя длинные тонкие серые змейки. Затем, снова забравшись на проржавевший мотор, я взялась за края оконного стекла и осторожно установила его на место. Используя указательный палец в качестве импровизированного шпателя, я вдавила глину по краям стекла, изобразив подобие плотной прочной замазки.
Насколько ее хватит — неизвестно. Если дождь не смоет ее, вполне может продержаться вечно. Не то чтобы мне это требовалось: при первой возможности, подумала я, заменю ее на настоящую шпатлевку, позаимствовав ее вместе со шпателем из Букшоу, где Доггер вечно укрепляет шатающиеся окна в старой оранжерее.
«Безумный маньяк со шпателем нанес новый удар!» — будут шептаться жители деревни.
После быстрого рывка к реке, чтобы отчистить прилипшую глину с ладоней, я была, если не считать того, что промокла до нитки, почти в презентабельном виде.
Я подняла «Глэдис» с травы и беззаботно направилась по Коровьему переулку к главной улице, изображая святую невинность.
Кондитерская лавка мисс Кул, совмещенная с деревенской почтой, являла собой реликт георгианской эпохи, зажатый между чайной и похоронным бюро на востоке и рыбным магазином на западе. Засиженные мухами витрины были скудно уставлены выцветшими коробками конфет, на крышках которых изображены пухлые леди в полосатых чулках и перьях, бесстыдно улыбавшиеся, сидя верхом на громоздких трехколесных велосипедах.
Это здесь Нед купил конфеты, которые оставил у нас на крыльце. Я была в этом уверена, потому что справа осталось темное прямоугольное пятно в том месте, где коробка покоилась с тех пор, как по центральной улице разъезжали шарабаны, запряженные лошадьми.
На скоротечный миг я задумалась, отведала ли Фели уже мое рукоделие, но я тут же запретила себе размышлять об этом. Подобным удовольствиям придется подождать.
Колокольчик над дверью звякнул, объявляя о моем приходе, и мисс Кул подняла взгляд из-за почтового прилавка.
— Флавия, деточка! — сказала она. — Какой приятный сюрприз! О, да ты вся промокла! Я как раз думала о тебе не далее как десять минут назад, и вот она ты. На самом деле я думала о твоем отце, но разве это не одно и то же? У меня есть лента марок, которые могут его заинтересовать: четыре Георга с дополнительной перфорацией прямо по лицу. Не очень правильно, верно? Как неуважительно. Мисс Рейнольдс купила их в прошлую пятницу и в субботу вернула. «В них слишком много дырок! — сказала она. — Я не хочу, чтобы мои письма к Ханне (это ее племянница из Шропшира, детка) задержали за нарушение устава почтовой связи».
Она протянула мне конверт из папиросной бумаги.
— Спасибо, мисс Кул, — произнесла я. — Уверена, отец с удовольствием добавит их в свою коллекцию, и знаю, что он хотел бы, чтобы я поблагодарила вас за заботу.
— Ты такая славная девочка, Флавия, — сказала она, краснея. — Должно быть, он очень гордится тобой.
— Да, — ответила я, — гордится. Очень.
В действительности мысль об этом никогда не приходила мне в голову.
— Тебе правда не стоит стоять в мокрой одежде, детка. Пойдем в маленькую комнатку в задней части дома, ты там разденешься. Я повешу твои вещи на кухне сохнуть. Под кроватью ты найдешь лоскутное одеяло, завернись в него, и мы мило поболтаем.
Пять минут спустя мы снова были в магазине, я — словно закутанный в плед индеец из племени черноногих, и мисс Кул в миниатюрных очках, смотревшая на весь мир, словно торговый агент из фактории в Гудзонском заливе.
Она уже шла по магазину в сторону высокой банки с мятными пластинками.
— Сколько ты сегодня хочешь, детка?
— Спасибо, не надо, мисс Кул. Сегодня я ушла из дома второпях и забыла кошелек.
— Все равно возьми одну, — сказала она, протягивая банку. — Я, думаю, тоже съем штучку. Мятные пластинки сделаны для того, чтобы делиться с друзьями, не так ли?
Она чертовски ошибалась на этот счет: мятные пластинки созданы для того, чтобы пожирать их в единоличном приступе обжорства, предпочтительно в запертой комнате, но я не осмелилась это сказать. Я была слишком занята, расставляя западню.
Несколько минут мы просидели в дружеском молчании, посасывая сладости. Серый водянистый свет из окна сочился в лавку, освещая изнутри ряды стеклянных банок с конфетами и придавая им бледное нездоровое свечение. Должно быть, мы выглядим, подумала я, со стороны как парочка алхимиков, планирующих очередную атаку на стихии.
— Робин Ингльби любил мятные пластинки, мисс Кул?
— О, что за странный вопрос! Почему ты вдруг об этом подумала?
— Не знаю, — беззаботно сказала я, проводя пальцем по краю стеклянной витрины. — Думаю, дело в том, что я видела лицо бедного Робина у той куклы в спектакле. Такой шок. Я не могла выбросить его из головы.
Довольно правдиво, кстати.
— О, бедняжечка! — произнесла она. — Уверена, никто из нас не может, но никто об этом не упоминает. Это было почти… как это сказать? — непристойно. И этот бедный человек! Какая трагедия! Я не могла уснуть после того, что случилось. Но, полагаю, это всех выбило из колеи, верно?
— Вы были на дознании по поводу смерти Робина, да?
Я становлюсь довольно хороша по этой части. Из нее как будто сразу же выпустили воздух.
— Что… что… Да, была. Но откуда же ты знаешь?
— Наверное, отец упоминал об этом как-то. Он вас очень уважает, мисс Кул. Но наверняка вы и сами знаете.
— Это уважение абсолютно взаимно, уверяю тебя, — сказала она. — Да, я входила в число присяжных. Почему ты спрашиваешь?
— Ну, честно говоря, моя сестра Офелия и я поспорили на эту тему. Она говорила, что одно время думали, что Робина убили. Я не согласилась. Это же был несчастный случай, верно?
— Не уверена, что могу обсуждать этот вопрос, детка, — ответила она. — Но это было много лет назад, не так ли? Думаю, могу рассказать тебе — как друг другу, — что полиция рассматривала эту версию. Но ничего на нашла. Ни единой ниточки. Мальчик ушел в лес один и сам себя повесил. Это был несчастный случай. Мы сказали так в нашем вердикте — смерть из-за несчастного случая, как это называется.
— Но как вы узнали, что он был один? Должно быть, вы ужасно умны, раз определили это!
— Как, по отпечаткам ног, милая! Из-за его следов! Около старой виселицы не было других. Он пошел в лес один.
Мой взгляд переместился на окно. Ливень начинал слабеть.
— Тогда шел дождь? — спросила я в приступе неожиданного вдохновения. — Перед тем, как его нашли?