В результате Эрагон оказался мокрым с головы до ног. Но хоть вода и была весьма прохладной, воздух после долго полета на большой высоте казался приятно теплым — Эрагон даже расстегнул плащ и стащил с рук перчатки.
Сапфира мирно плыла, покачиваясь в такт волнам, и Эрагон, поглядывая по сторонам, заметил справа несколько пуков коричневатых морских водорослей, ветвистых, как деревья. Концы ветвей были украшены метелками и какими-то странными пузырьками, похожими на ягоды.
А высоко над головой, примерно на той высоте, где до этого летела Сапфира, Эрагон увидел пару альбатросов. Их широкие крылья по краю были украшены черной полосой. Птицы явно уходили от надвигающейся грозы, и это усилило его беспокойство. Альбатросы напомнили ему, как однажды в Спайне он видел бегущих рядом оленей и волков, вместе удиравших от лесного пожара.
«Если бы мы были достаточно благоразумны, — мысленно сказал он Сапфире, — мы бы повернули назад».
«Если бы мы были достаточно благоразумны, мы бы навсегда покинули Алагейзию и никогда больше туда не возвращались», — ответила она.
Изогнув шею, она коснулась мордой поверхности воды и тут же недовольно тряхнула головой и принялась облизываться, словно попробовала нечто чрезвычайно неприятное на вкус.
И вдруг Эрагон почувствовал, как в душе Глаэдра волной поднимается страшная паника.
«Взлетай! Немедленно взлетай! Слышишь? Немедленно!» — взревел старый дракон, и Сапфира не стала задавать лишних вопросов. С громовым грохотом распахнув свои огромные крылья, она забила ими, чтобы поскорей подняться с поверхности воды, и подняла в воздух целые тучи водяной пыли.
Эрагон наклонился вперед и вцепился в луку седла, чтобы не упасть. Густая, как туман, водяная пыль слепила глаза, и ему пришлось воспользоваться внутренним видением, чтобы выяснить, что же так встревожило Глаэдра.
Откуда-то из невероятных глубин прямо к Сапфире с невероятной скоростью поднималось нечто холодное, огромное, исполненное хищного, неутолимого голода! Эрагон попытался заклятием спугнуть неведомую тварь, заставить ее повернуть назад, однако она, похоже, не замечала его усилий и казалась совершенно неуязвимой. На мгновение проникнув в лишенные света глубины сознания странного существа, Эрагон мельком успел прочесть его воспоминания о бесчисленных годах, проведенных в полном одиночестве в ледяных морских глубинах, где оно охотилось или уходило от преследования других, еще более крупных охотников.
Эрагону стало страшно. Он уже почти выхватил из ножен Брисингр, но как раз в этот момент Сапфира окончательно вырвалась из объятий морских волн и стала быстро подниматься к облакам.
«Скорей, Сапфира! Скорей!» — мысленно кричал Эрагон.
Вдруг на том месте, где они только что были, взлетел белый от пены фонтан воды, и Эрагон успел заметить лишь две сверкающие серые челюсти, разинутые так широко, что меж ними легко мог пройти всадник вместе с конем. Челюсти были буквально усеяны сотнями сверкающих белых зубов.
Сапфира, глазами Эрагона увидев страшного преследователя, резко метнулась в сторону, уходя от разинутой пасти подводного хищника, и невольно задела крылом поверхность воды. Тут же с громким щелканьем захлопнулись чудовищные челюсти, и острые как иглы зубы морского чудовища на какой-то дюйм промахнулись мимо хвоста Сапфиры.
Хищник снова рухнул в воду, и теперь стала видна большая часть его туши и длинная, какая-то угловатая голова. Над глазами монстра торчал, как гребень, костистый нарост, из которого во все стороны вились толстые, как канат, длинные щупальца. Шея чудовища напоминала тело огромного удава и, как и все его тело, была очень гладкой и мускулистой. По обе стороны груди торчали крупные ласты, похожие на весла, которые довольно беспомощно колотили по воздуху.
Перевернувшись набок, чудовище взметнуло в воздух еще одну тучу брызг и скрылось в волнах. Перед этим Эрагон успел заглянул в его единственный, обращенный вверх, глаз, черный, как капля дегтя. В этом немигающем глазу было столько злобы, ненависти, бешеного гнева и разочарования, что Эрагона пробрал озноб, и ему вдруг захотелось оказаться где-нибудь в самом центре пустыни Хадарак, где они уж наверняка были бы в полной безопасности от этой твари, измученной многовековым голодом в своих темных глубинах.
С бешено бьющимся сердцем он сунул в ножны Брисингр и, навалившись на луку седла, спросил:
«Что это было?»
«Нидхвал», — ответил Глаэдр.
Эрагон нахмурился. Он не помнил, чтобы в Эллесмере ему доводилось читать о подобных существах.
«А что такое нидхвал?» — спросил он.
«Они крайне редки, и о них почти нигде не упоминается. В море они примерно то же самое, что фангхуры — в воздухе. Те и другие — родственники драконов. Хотя различия в их внешнем облике весьма велики. Пожалуй, нидхвалы все же ближе к драконам, чем визгливые фангхуры. Они очень умны, и у них даже есть в груди нечто, подобное Элдунари, которое, как мы полагаем, и позволяет им большую часть времени находиться не только под водой, но и на невероятной глубине».
«А они огнедышащие?»
«Нет, но, как и фангхуры, они часто используют силу мысли, желая обездвижить свою жертву. Это довелось испытать на себе далеко не одному дракону».
«Так они поедают себе подобных?!» — воскликнула Сапфира.
«Нидхвалы отнюдь не считают нас себе подобными, —. возразил Глаэдр. — Впрочем, они действительно порой поедают и своих собратьев. Кстати, именно поэтому они так редко встречаются. Они не питают ни малейшего интереса к тому, что происходит за пределами их водного царства, и каждая наша попытка вступить с ними в диалог заканчивалась неудачей. Очень странно, что мы повстречались с нидхвалом так близко от берега. В мое время они встречались только на расстоянии нескольких дней полета от суши, где море особенно глубоко. Похоже, после падения Всадников они либо слишком осмелели, либо окончательно впали в отчаяние».
Эрагону стало не по себе, когда он вспомнил свое прикосновение к сознанию нидхвала.
«Почему же ни ты, ни Оромис никогда нам о них не рассказывали?»
«Мы еще много чего тебе не рассказывали, Эрагон. Если ты помнишь, у нас тогда было слишком мало времени для того, чтобы хоть как-то вооружить тебя самыми необходимыми знаниями для борьбы с Гальбаториксом. Мы не могли тратить это драгоценное время на разговоры о всяких мрачных тварях, наводящих ужас на дальние пределы Алагейзии».
«Значит, есть и другие? Не только этот нидхвал?»
«Не очень много, но есть».
«А ты нам о них расскажешь, Эбритхиль?» — спросила Сапфира.
«Давайте договоримся так: подождем неделю, и если по-прежнему будем живы и свободны, я с удовольствием в течение последующих десяти лет буду рассказывать вам обо всех известных мне народах, включая все великое разнообразие жуков. Но до тех пор давайте сосредоточимся на нашей основной задаче. Согласны?»
Эрагон и Сапфира, хоть и без особой охоты, согласились с ним и более разговоров на эту тему не заводили.