Насуада колебалась. Она понимала, что это поворотный момент в ее судьбе. Либо она согласится ему довериться, либо откажется, и тогда, возможно, потеряет свой последний шанс на спасение и будет вынуждена стать рабыней Гальбаторикса. Однако она всегда опасалась чьих бы то ни было проникновений в ее душу и никому этого не позволяла. А что, если Муртаг попытается убаюкать ее сознание и убедит ее снять оборону? Или, может, он просто надеется выудить нужные ему сведения, шаря в ее мыслях?
Но потом она подумала: «А зачем Гальбаториксу прибегать к подобным хитростям? Он все это с легкостью может проделать и сам. Муртаг прав. А я вряд ли смогу долго сопротивляться Гальбаториксу… Если я приму предложение Муртага, это, возможно, станет моим приговором, но если я откажусь, тогда мой смертный приговор неизбежен. Гальбаторикс» любом случае сломит меня. Это всего лишь вопрос времени…»
— Поступай, как считаешь нужным, — сказала она Муртагу. Тот кивнул и прикрыл глаза веками.
А Насуада принялась вспоминать про себя кусок одной поэмы, который всегда повторяла, желая скрыть свои истинные мысли или защитить свое сознание от чьего-то вторжения. Она сосредоточенно повторяла эти строки, готовясь в случае чего оказать Муртагу решительный отпор, и очень старалась не думать ни об одной из тех тайн, хранить которые было ее священным долгом.
Жил в Эльхариме человек желтоглазый.
Меня он учил: — Слухи — это проказа;
Слухи — демоны тьмы,
Они губят умы.
Ты не слушай тех демонов, детка,
Вот и будешь ты ночью спать крепко.
Когда Муртаг коснулся ее сознания, Насуада вздрогнула, замерла и снова, еще быстрее, начала повторять знакомый стишок. К ее удивлению, мысли Муртага показались ей странно знакомыми. Его сознание удивительно напоминало ей сознание… Нет, нет, она не должна вспоминать об этом человеке! И все же сходство было поразительным, как, впрочем, и отличия. И самое яркое из этих отличий — гнев, который, казалось, лежал в основе характера Муртага, как некое холодное черное сердце, зажатое в кулак, неподвижное, но порождающее такое количество ненависти и гнева, что эти чувства, растекаясь по венам, змеями опутывали его душу и разум. И все же его тревога, его искренняя забота о Насуаде сияли ярче этого гнева. И это ее окончательно убедило. Невероятно трудно, почти невозможно притворяться, лицемерить, показывая кому-то свое внутреннее «я». И Насуаде не верилось, что Муртаг способен так ее обманывать.
Как и обещал, он не предпринял ни единой попытки проникнуть в ее мысли или в ее воспоминания и уже через несколько секунд прервал их мысленную связь, вновь оставив ее наедине с собственными мыслями.
Открыв глаза, он посмотрел на нее и сказал:
— Ну вот. Теперь-то ты, наверное, сможешь меня узнать, если я вновь проникну в твои мысли?
Она молча кивнула.
— Это хорошо. Гальбаторикс способен на многое, но даже он не умеет имитировать чужое сознание. Я попытаюсь предупредить тебя до того, как он предпримет попытку изменить твое восприятие действительности, и мысленно свяжусь с тобой, как только он эти попытки прекратит. Таким образом, ему не удастся окончательно тебя запутать, и ты, надеюсь, все же сумеешь отличить реальное от вымышленного.
— Спасибо тебе! — Насуада попыталась вложить в эту короткую фразу всю силу своей благодарности.
— К счастью, немного времени в запасе у нас пока есть, — сказал Муртаг. — Вардены отсюда всего в трех днях пути, а с севера к Урубаену быстро приближаются эльфы. Гальбаторикс сейчас наблюдает за подготовкой к обороне столицы, а потом будет обсуждать различные стратегические планы с лордом Барстом, командующим столичного войска.
Насуада нахмурилась. Она много слышала о лорде Барсте. Он пользовался поистине устрашающей репутацией среди придворных Гальбаторикса, хотя все считали, что ум у него весьма острый. Однако он был на редкость кровожаден и жесток. Тех, кто имел глупость ему противиться, он без малейших сожалений попросту стирал в порошок.
— А почему во главе его войска стоишь не ты? — спросила она.
— На мой счет у Гальбаторикса иные планы. Вот только со мной он ими пока что не делился.
— Долго он будет занят на подготовительных работах?
— Весь сегодняшний день и весь завтрашний.
— И ты думаешь, что успеешь спасти меня до его возвращения?
— Не знаю. Возможно, и не успею. — Они помолчали. Затем Муртаг сказал: — Знаешь, я бы хотел задать тебе один вопрос: зачем ты убила этих людей? Ведь ты же понимала, что выбраться из цитадели не сможешь. Неужели только для того, чтобы насолить Гальбаториксу? Он так и сказал.
Насуада вздохнула и, оттолкнувшись от груди Муртага, села прямо. Он с некоторой неохотой убрал с ее плеча руку, и она. шмыгнув напоследок носом, посмотрела ему прямо в глаза.
— Не могла же я просто так лежать, как бревно, и позволять ему делать со мной все, что он захочет! Я должна была сопротивляться, драться; я должна была показать ему, что он меня не сломил. Да, я действительно хотела причинить ему боль — любым способом, каким только смогу!
— Значит, тобой действительно руководила просто злоба?
— Отчасти. Ну и что? — Она ожидала от него презрения, возмущения или еще чего-то подобного, однако он оценивающе посмотрел на нее, и губы его изогнулись в понимающей усмешке.
— Ну что ж, тогда я вынужден признать, что это была отличная работа! — сказал он.
Она не сразу, но все же улыбнулась в ответ и пояснила:
— И потом, все-таки в глубине души я надеялась, что у меня есть хоть какой-то шанс и я смогу убежать.
Муртаг фыркнул:
— Ну да, а драконы смогут начать травой питаться!
— И все равно я должна была попытаться!
— Да, я понимаю… И я бы сделал то же самое, если б мог. И пробовал — когда близнецы еще только притащили меня сюда.
— А потом? А теперь?
— Нет, теперь не могу. Но даже если б мог — какова была бы цель моего освобождения?
На это у Насуады ответа не было. Они помолчали; потом она попросила:
— Муртаг, если ты не сможешь освободить меня, тогда пообещай, что поможешь мне спастись… иным способом, хорошо? Я бы не стала просить тебя… не стала бы взваливать тебе на плечи столь тяжкое бремя, но твоя помощь может оказаться бесценной, особенно если у меня не будет возможности сделать это самостоятельно. — Она сурово поджала губы, но он и не думал прерывать ее. — Что бы ни случилось, я не позволю себе стать игрушкой Гальбаторикса, его рабыней! Я пойду на все, лишь бы избежать подобной участи. Ты можешь это понять? — Он слегка кивнул. — Ты мне поможешь? Ты даешь мне слово?
Муртаг потупился, сжимая кулаки; дыхание его стало хриплым.
— Да, я даю тебе слово, — выдохнул он.