«Ничего удивительного, что у меня все тело болит! — подумал он. — Я же просидел возле нее, скрючившись, всю ночь!»
«А я-то? — услышал он голос Сапфиры. — И у меня все тело болит!»
Ее признание удивило Эрагона; она редко признавалась, что у нее что-то болит, какой бы сильной эта боль ни была. Видно, их общее сражение с недугом отняло у Сапфиры куда больше сил, чем ей казалось сперва. Когда Эрагон это понял — а Сапфира сразу догадалась, что он это понял, — она тут же свернула свой с ним мысленный разговор, заметив напоследок:
«В общем, устала я или нет, но я по-прежнему могла бы сокрушить столько воинов Гальбаторикса, сколько он против нас пошлет».
«Уж это-то я знаю!» — откликнулся Эрагон.
Гертруда, сунув свое вязанье обратно в сумку, встала, наклонилась над лежанкой, потом выпрямилась и, совершенно потрясенная, воскликнула:
— Вот уж никогда не думала, что мне доведется увидеть такое! Особенно от тебя, Эрагон сын Брома. — Она пытливо на него посмотрела. — Ведь Бром-то и был твоим настоящим отцом, верно?
Эрагон кивнул и прохрипел:
— Верно. Моим отцом был именно Бром.
— Ну, мне-то это сразу ясно было.
Эрагон, отнюдь не имея желания развивать далее эту тему, проворчал в ответ нечто невразумительное и одним взглядом удалил волшебный огонек. Тут же все погрузилось в полумрак, если не считать проникавших в палатку ярких лучей зари. Глаза Эрагона быстрее приспособились к темноте, чем глаза Гертруды; та еще долго моргала и морщилась, качая головой, словно толком не видела даже, где он стоит.
Эрагон взял девочку на руки; она была тепленькая и показалась ему довольно тяжеленькой, так что он никак не мог понять — то ли он так устал, используя магию, то ли ювелирная работа, которой он занимался ночь напролет, до такой степени лишила его сил.
Он смотрел на девочку, чувствуя себя ее защитником, и шептал: «Се оно вайзе Илия», что означало: «Пусть ты будешь счастлива». Это было не заклинание, точнее, не совсем заклинание, но Эрагон надеялся, что оно, возможно, поможет малышке избежать некоторых бед, которые обрушиваются на голову столь многим людям. А еще он надеялся, что его слова заставят девочку ему улыбнуться.
И она ему улыбнулась! Широкая улыбка осветила крошечное личико, потом она чихнула и весело засмеялась.
Эрагон тоже просиял и вышел из палатки.
Он сразу увидел, что возле нее полукругом стоит небольшая толпа. Точнее, одни стояли, а другие сидели на земле или на корточках. По большей части это были жители Карвахолла, но среди них Эрагон заметил и Арью, и других эльфов, хоть они и стояли чуть в стороне от остальных, а также несколько воинов из лагеря варденов, имен которых Эрагон не знал. А за ближайшей палаткой мелькнула и скрылась Эльва, пряча лицо под своей черной кружевной мантильей.
Все они, догадался Эрагон, ждали здесь, наверное, несколько часов или даже всю ночь, а он и не заметил их присутствия. Он, разумеется, чувствовал себя в полной безопасности, поскольку его стерегли Сапфира и эльфы, но все же корил себя за столь неоправданную беспечность.
«Надо научиться, наконец, вести себя более благоразумно!»
В передних рядах толпы стояли Хорст и его сыновья, вид у них был встревоженный. Брови Хорста поползли вверх, когда он увидел в руках у Эрагона сверток с младенцем, и он даже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но так и не издал ни звука.
Без излишних церемоний Эрагон подошел к кузнецу и повернул девочку так, чтобы тот мог видеть ее личико. На мгновение Хорст застыл, точно каменное изваяние, потом глаза у него влажно заблестели, а лицо так исказилось от невероятной радости и облегчения, что это могло показаться проявлением великого горя.
Передавая Хорсту девочку, Эрагон сказал:
— Руки мои слишком обагрены кровью, чтобы выполнять такую тонкую работу, но я рад, что сумел помочь.
Хорст осторожно коснулся верхней губы девочки кончиком указательного пальца и покачал головой.
— Я просто поверить не могу… Нет, я не могу поверить! — Он посмотрел на Эрагона. — Отныне мы с Илейн вечно в долгу перед тобой. И если…
— Никаких долгов, — мягко возразил Эрагон. — Я сделал всего лишь то, что сделал бы каждый, имей он такую же возможность.
— Но ведь это именно ты исцелил ее! И именно тебе я так благодарен!
Эрагон поколебался, потом кивнул, как бы в знак того, что принимает благодарность кузнеца.
— Как вы ее назовете? — спросил он.
Кузнец, сияя улыбкой, смотрел на дочь.
— Если Илейн понравится, я бы хотел назвать ее Надеждой.
— Надежда… хорошее имя! — «И потом, разве нам в жизни не нужно хоть немного надежды?» — подумал он и спросил: — А Илейн-то как?
— Очень устала, но в целом неплохо.
Потом уже и Олбрих с Балдором сгрудились возле отца, рассматривая свою новорожденную сестренку, а к ним присоединилась и Гертруда, следом за Эрагоном вынырнувшая из палатки; и как только исчезли смущение и восторг на лицах кузнеца и его сыновей, все остальные принялись по очереди разглядывать девочку. Подошли даже те незнакомые вардены и, вытягивая шею, пытались увидеть это чудо.
Через некоторое время и эльфы, распрямив свои длинные ноги, двинулись к Эрагону, и люди быстро расступились, давая им дорогу. А вот кузнец весь напрягся и выпятил нижнюю челюсть, словно бульдог, пока эльфы один за другим подходили, наклонялись и внимательно рассматривали девочку, порой шепча ей одно-два слова на древнем языке. Они, похоже, не замечали подозрительных взглядов жителей Карвахолла; а может, эти взгляды попросту были им совершенно безразличны.
Когда лишь последние трое эльфов не успели еще взглянуть на новорожденную, из-за соседней палатки стремительно вылетела Эльва. Ей не пришлось долго ждать своей очереди. Она подошла к кузнецу, и тот, хотя и неохотно, чуть присел и даже руки с малышкой немного опустил, поскольку был уж очень намного выше крошечной Эльвы, которой и без того пришлось встать на цыпочки, чтобы увидеть младенца. Эрагон даже дыхание затаил, когда она смотрела на исцеленное дитя, ибо не силах был предугадать, какова будет ее реакция, а лицо ее было скрыто вуалью.
Несколько секунд Эльва молча смотрела на младенца, а потом развернулась и решительной походкой пошла прочь по тропе мимо Эрагона. Но, сделав шагов тридцать, вдруг остановилась и повернулась к нему.
Он, склонив голову набок, удивленно поднял бровь.
Она коротко, резко ему кивнула — видимо, в знак признательности — и тут же продолжила свой путь.
Эрагон все еще смотрел ей вслед, когда к нему подошла Арья.
— Ты должен гордиться тем, что сделал, — очень тихо сказала она. — Ребенок совершенно здоров, и все у него в порядке. Даже самые искусные наши заклинатели не смогли бы ничего исправить в твоей работе. Ты подарил этой девочке великую вещь — лицо и будущее; и она этого никогда не забудет, я уверена… И никто из нас этого не забудет!