Эрагон низко присел, уходя от удара, и меч Арьи со звоном ударился о его щит. Тем временем Эрагон, взмахнув в повороте Брисингром, нанес ей весьма хитрый удар по ногам. Но Арье удалось блокировать этот удар щитом, а потом тем же щитом она с такой силой ударила Эрагона в грудь, что у него напрочь перехватило дыхание.
Последовала короткая пауза. Оба кружили по полю и каждый выискивал наиболее слабое место противника. Напряжение, казалось, висело в воздухе, воздух был прямо-таки им пропитан. Арья не сводила глаз с Эрагона, а он — с нее. Движения обоих были быстрыми, резкими, точно у хищных птиц, в них так и бурлила энергия, ища выхода.
Напряженное ожидание лопнуло, точно сломанная стеклянная палочка-указка. Эрагон нанес удар первым, Арья парировала; их клинки мелькали с такой скоростью, что порой становились почти невидимыми. Когда они обменивались ударами, Эрагон старался Арье в лицо не смотреть, но очень внимательно — как и советовал Глаэдр — следил за ее движениями и ритмом этих движений, помня при этом, кто она такая и как, скорее всего, поступит в ближайшую секунду. Ему ужасно хотелось победить! Он чувствовал, что просто лопнет с досады, если этого не произойдет.
Однако, несмотря на все его усилия, Арья ухитрилась-таки застать его врасплох и нанесла ему сильный удар в ребра рукоятью меча.
Эрагон остановился и выругался.
«Уже лучше, — услышал он голос Глаэдра, — значительно лучше. Ты почти точно сумел рассчитать время».
«Но все-таки не сумел!»
«Пока не совсем, но ты слишком злишься, и от этого мысли твои затуманены. Удерживай в памяти лишь то, что тебе нужно помнить в данный момент. Не позволяй собственным мыслям отвлекать тебя от этого. Отыщи в своей душе некое пространство покоя, спрячься туда, и пусть мирские заботы обходят тебя стороной, тебя самого ничуть не увлекая. Ты должен сосредоточиться примерно так же, как когда вы с Оромисом слушали мысли лесных существ. Ты же и тогда сознавал, что происходит вокруг тебя, но не фиксировал внимания ни на одной конкретной детали. Следи не только за глазами Арьи — это слишком сужает обзор, и чувства твои становятся слишком конкретными…»
«Но Бром говорил…»
«Глазами можно пользоваться по-разному. Бром это делал по-своему, хотя, на мой взгляд, это был далеко не самый лучший, точнее, не самый гибкий способ; да и не самый подходящий для крупных сражений. Брому большую часть своей жизни пришлось сражаться на поединках или же против небольшой группы противников, и его боевые привычки полностью это отражали. Лучше видеть широко, чем слишком близко. Нельзя позволять ничему конкретному — в данной местности или данной ситуации — отвлечь тебя, ибо тем самым ты позволишь противнику застать тебя врасплох. Ты меня понял?»
«Да, учитель».
«Тогда сойдитесь еще раз. И на этот раз позволь себе немного расслабиться и постарайся расширить свое восприятие».
Эрагон еще раз мысленно пересмотрел все, что знал об Арье. Когда у него возник некий определенный план действий, он закрыл глаза, замедлил дыхание и погрузился глубоко в себя. Страхи и тревоги постепенно стали уходить из его души, оставляя после себя глубокую пустоту, которая, как ни странно, заглушала боль от ранений и травм и давала ощущение какой-то необычайной ясности мыслей. Хотя интерес к схватке Эрагон ничуть не утратил и по-прежнему мечтал победить, но и возможность оказаться побежденным почему-то больше его не волновала. Будь что будет, решил он, а вести ненужную борьбу с решениями судьбы он не станет.
— Готов? — спросила Арья, заметив, что он снова открыл глаза.
— Готов.
Они встали в исходную позицию и на какое-то время замерли — каждый ожидал, что противник первым начнет атаку. Солнце было справа от Эрагона, и это означало, что если он атакует Арью слева, то солнце ударит ей прямо в глаза. Он такие штуки пробовал и раньше, но безуспешно. Однако сейчас он придумал такое продолжение этого броска, которое вполне могло оказаться удачным.
Он знал, что Арья не сомневается в своей способности так или иначе одержать над ним верх, хотя наверняка учитывает и его возможности, а также его страстное желание победить. Однако она выиграла почти все их поединки, и этот опыт вселил в нее уверенность, что победить ей будет нетрудно, даже если в душе у нее и сохранились какие-то сомнения. Таким образом, понял Эрагон, ее уверенность в себе — это одновременно и ее слабость.
«Она считает, что гораздо лучше меня владеет мечом Может, оно и так, но можно попытаться обратить против нее же ее собственные честолюбивые ожидания. Они-то ее в итоге и погубят! »
Он чуть продвинулся вперед и улыбнулся Арье точно так же, как она только что улыбалась ему. Но сейчас лицо ее казалось совершенно непроницаемым. И через какое-то мгновение она ринулась в атаку, явно намереваясь пронзить противника насквозь и пришпилить к земле.
Эрагон отскочил назад, чуть отклонившись при этом вправо, сознательно направляя туда и Арью. Она резко затормозила и замерла, точно дикий зверь, застигнутый врасплох на открытой поляне. Затем описала мечом полукруг перед собой, но с Эрагона глаз не сводила, и он вдруг подумал: и она ведь знает, что за ними наблюдает Глаэдр, а потому и ведет себя более решительно, желая непременно показать себя с наилучшей стороны.
И тут Арья смутила его, издав негромкое, совершенно кошачье урчание. Как и та ее ободряющая улыбка, это урчание было очередной уловкой, призванной сбить его с толку. И отчасти эта уловка сработала, однако Эрагон был настороже, ибо уже привык ожидать от нее чего-нибудь в этом роде.
Арья одним прыжком по диагонали пересекла расстояние между ними и принялась наносить ему тяжелые крученые удары, которые он блокировал щитом, позволяя ей сколько угодно атаковать и не оказывая почти никакого сопротивления, словно ее удары были слишком сильны и он может только защищаться. С каждым новым мощным ударом, весьма болезненно отдававшимся в руке и плече, Эрагон все сильней отступал вправо и даже слегка пошатывался, желая усилить впечатление того, что его неуклонно теснят. Но он по-прежнему оставался абсолютно спокоен и сосредоточен — пуст.
Эрагон понял, что наступает подходящий момент еще до того, как этот момент наступил, и как только это произошло, стал действовать, не задумываясь и не колеблясь, не пытаясь быть ни слишком быстрым, ни слишком медленным и стараясь лишь полностью использовать возможность этого уникального мгновения.
Когда меч Арьи опустился на него очередным рубящим ударом, он резко отклонился вправо, уходя от удара и одновременно вставая так, чтобы солнце светило ему точно в спину. И острие меча эльфийки с тяжелым хрустом вонзилось в землю.
Арья резко повернула голову, стараясь держать противника в поле зрения, и совершила ошибку: солнце ударило ей прямо в глаза. Она прищурилась, на мгновение ослепленная, ее зрачки превратились в две крошечные черные точки, и Эрагон, воспользовавшись этим, нанес ей колющий удар под левую мышку, в верхнюю часть ребер. Он мог бы ударить ее в ямку на шее под подбородком — и, наверное, сделал бы это, если бы они сражались по-настоящему, как враги, — но воздержался, ибо даже затупленное с помощью магии острие меча при таком ударе способно убить.