— Ох, да, — прошептал он и подошел к эльфийке. Эрагон даже зубами скрипнул, сердясь на его нерасторопность.
А внутри раскачивавшегося яйца послышался резкий скрежет и царапанье.
Эрагон не сводил глаз с их спасителя, который неумело перепиливал цепь на левой руке Арьи, и злился: «Да пили ты в одном и том же месте, болван!» Послушник, похоже, никогда и в руках не держал пилку для металла, и Эрагон не был уверен, что у него хватит сил или терпения, чтобы перепилить хотя бы одно звено проклятой цепи.
Арья безжизненно обвисла на цепях, длинные волосы, упав ей на лицо, полностью его скрывали. Но все то время, пока послушник трудился над ее цепью, кровь из ее правой, изуродованной, руки продолжала сочиться и капать на землю. Время от времени тело эльфийки сотрясала сильная дрожь.
К великому огорчению Эрагона, маленькая пилка явно не справлялась. Несмотря на все усилия послушника, на толстой цепи появилась лишь крошечная зарубка. «Что за чары защищают эту цепь?» — думал Эрагон. Во всяком случае, этой жалкой пилке и этому неумелому парнишке с ними явно тягаться не под силу.
Послушник начинал сердиться; его, похоже, раздражали столь малые результаты его трудов. Он немного передохнул, вытер лоб и, нахмурившись, с новой силой принялся пилить. Локти его так и ходили, грудь вздымалась, рукава одеяния яростно хлопали.
«Неужели ты не понимаешь, что ничего не получится? — думал Эрагон. — Попытайся лучше напильником. Или попробуй перепилить оковы у нее на ногах».
Но юноша продолжал пилить цепь.
Раздался резкий треск, и Эрагон увидел на верхушке темного яйца маленькую трещинку, которая быстро увеличивалась. И вскоре уже целая сеть тонких, как волосок, трещинок тянулась от нее во все стороны.
Теперь начало раскачиваться и второе яйцо. Оттуда тоже стало доноситься ритмичное постукивание, которое, сливаясь со звуками, доносившимися из первого яйца, едва не сводило Эрагона с ума.
Послушник побледнел, уронил пилку и попятился прочь, качая головой.
— Прости… прости. Слишком поздно… — Лицо его исказилось, и слезы покатились из глаз. — Простите меня…
Тревога Эрагона стала почти невыносимой, когда юноша выхватил из-за пазухи кинжал и тихо сказал, словно обращаясь к самому себе:
— Больше я ничего для вас сделать не могу. Больше ничего… — И он, шмыгнув носом, как ребенок, двинулся к Эрагону. — Так будет лучше.
Эрагон яростно дернулся в своих путах, пытаясь вытащить из наручников хотя бы одну руку, но в очередной раз лишь повредил кожу на запястьях. Снова на шею ему закапала кровь.
— Прости, — в очередной раз прошептал молодой человек и, остановившись перед Эрагоном, взмахнул кинжалом.
«Нет!» — мысленно вскрикнул Эрагон.
Осколок сверкающего аметиста вылетел из туннеля, приведшего Эрагона и Арью в этот зал, и вонзился юноше в затылок. Послушник рухнул прямо на Эрагона, и тот вздрогнул, когда острие кинжала скользнуло ему по ребрам. Затем послушник сполз на пол и то ли потерял сознание, то ли умер.
А в темном зеве туннеля возникла маленькая прихрамывающая фигурка. «Кто же это?» — Эрагон смотрел на нее во все глаза, но лишь когда незнакомец вышел на свет, понял наконец, что это не кто иной, как Солембум.
Чувство благодарности и облегчения охватило душу Эрагона.
Кот-оборотень был в своем человечьем обличье, однако одежды на нем не было никакой, если не считать рваной набедренной повязки, точнее, куска ткани, оторванного, похоже, от одеяния того, кто на него напал. Жесткие черные волосы на голове у Солембума стояли дыбом, губы искажала хищная, совершенно звериная улыбка. Его руки были покрыты глубокими порезами, левое ухо, явно поврежденное, свисало набок, а на черепе не хватало куска скальпа. В руке Солембум держал окровавленный нож.
И тут следом за ним из туннеля появилась травница Анжела.
Какой идиот! — провозгласила Анжела, поспешно подходя к краю мозаичного диска. Она была вся в крови — кровь сочилась из многочисленных порезов и царапин, одежду тоже покрывали кровавые пятна, хотя Эрагон и подозревал, что это не только ее кровь. Впрочем, в целом Анжела казалась практически невредимой. — Даже такой простой вещи сделать не сумел! Надо было всего-то сделать вот так! — И она взмахнула своим полупрозрачным мечом, с силой обрушив его рукоять на один из аметистов, окружавших мозаичный диск. Кристалл разлетелся вдребезги со странным щелчком, ударила волна какой-то странной энергии, и исходивший из аметиста свет померк. Но остальные кристаллы продолжали светиться.
Не медля, Анжела перешла к следующему камню и разбила его, затем еще один и так далее.
Никогда еще в жизни Эрагон не испытывал такой благодарности и не был так рад видеть травницу.
Впрочем, основное его внимание было приковано ко все расширявшимся трещинам на верхушке первого яйца. Раззак уже почти проклюнулся и, похоже, вполне это сознавал, потому что пищал и колотил клювом с удвоенной энергией. Между кусками скорлупы виднелась толстая белая внутренняя пленка, которую раззак уже продрал своим клювом.
«Какое жуткое чудовище! — думал Эрагон. — Скорей, Анжела, скорей!»
Кусок скорлупы размером с его ладонь со стуком упал на пол — точно тарелка из обожженной глины, — и юный раззак высунул из яйца голову, показывая свой отвратительный, покрытый наростами фиолетовый язык и издавая победоносные скрипы. С черепа его стекала какая-то слизь, зал наполнился мощным запахом плесени.
Эрагон снова забился в своих путах, но и эта попытка освободиться оказалась тщетной.
Раззак снова заверещал и попытался выбраться из разбитого яйца. Ему удалось вытащить оттуда одну когтистую конечность, однако при этом он так раскачал яйцо, что свалил его с подставки. Яйцо упало набок, и по мозаичному диску растеклась густая желтоватая жидкость. Жуткий детеныш некоторое время полежал в полном оцепенении от страха, потом повозился и с трудом встал на ноги, покачиваясь и явно чувствуя себя весьма неуверенно. При этом он отвратительно пощелкивал, как перевозбужденное насекомое — видимо сам себя успокаивая.
Эрагон смотрел на него, исполненный ужаса и одновременно любопытства.
Грудь у детеныша раззака была впалой и ребристой настолько, что казалось, будто ребра у него расположены снаружи, а не изнутри. Конечности тонкие и узловатые, точно ветки. Талия невероятно тонкая. На ногах у него имелись дополнительные суставы, и они могли сгибаться в обратную сторону — ничего подобного Эрагон никогда раньше не видел и решил, что, по всей видимости, именно это и было причиной подпрыгивающей, как бы нервной, походки раззаков. Панцирь детеныша, похоже, был еще мягким и уязвимым, в отличие от панцирей взрослых раззаков, с которыми уже доводилось сталкиваться Эрагону. Но было ясно, что и у этого панцирь со временем затвердеет.
Раззак склонил голову набок — его огромные, выпуклые, лишенные, казалось, радужки и зрачка глаза отражали свет — и заверещал, словно обнаружив нечто весьма интересное. Затем он сделал осторожный шажок в сторону Арьи… потом еще один… и клюв его раскрылся, когда он потянулся к лужице крови у ног эльфийки.