– Да. При обстоятельствах почти фантастических в своем неправдоподобии.
– А каковы, господин доктор, временные границы, в которых смерть произошла вероятнее всего? Меня интересует не только ваше мнение, но также факты, на которые вы опирались.
– Правдоподобнее всего, что смерть наступила за четыре-пять часов до вскрытия.
– На чем вы основываете это суждение, господин доктор?
– Прежде всего на степени посмертного остывания тела.
– А что характерного вы заметили в степени посмертного остывания?
Доктор уселся поудобнее. Он снова был на надежном грунте.
– Посмертное окоченение, иначе «ригор мортис» [2] , появляется вначале в мускулах челюстей, что наступает обычно через четыре-пять часов после смерти. Оттуда расходится до мускулов шеи, грудной клетки, рук, живота, наконец, ног, до самых стоп. В трупе убитой посмертное окоченение в начале осмотра было замечено только в мускулах челюстей. Однако, перед тем как приступить к подробному вскрытию, я подождал, пока окоченению подвергнутся другие мускулы. Это было необходимо для того, чтобы определить, с какой скоростью происходит процесс. На этом основании я определил время смерти за четыре-пять часов до начала вскрытия. Иными словами, смерть, вероятнее всего, наступила между восемью и девятью часами вечера.
– Благодарю вас, – сказал Драмм тоном джентльмена, обращающегося к другому джентльмену, и послал свидетелю, а также судье торжествующую улыбку. Вот как он справился с низкими адвокатскими штучками, которыми тот пытался затемнить дело. – Я думаю, что господин адвокат, – обратился он к Мейсону, – не имеет больше вопросов?
– Имею один маленький вопрос, – равнодушно ответил Мейсон.
– Пожалуйста, – буркнул Драмм.
Мейсон холодно улыбнулся доктору.
– Но смерть могла наступить за девять часов перед началом осмотра, господин доктор? – спросил он.
– Как я уже говорил, – ответил свидетель с чопорным достоинством, – решающим фактором является степень посмертного окоченения, которое развивается в определенных границах времени.
– Могла смерть наступить за девять часов до того, как вы приступили к вскрытию? – обрезал Мейсон.
– Я попытаюсь это объяснить.
– Меня не интересуют объяснения, я прошу ответить. После того, как вы ответите на мой вопрос, вы можете объяснять сколько угодно. Но вначале прошу ответить. Смерть могла наступить за девять часов до того, как вы приступили к вскрытию?
На минуту наступила полная напряжения тишина.
– Да или нет? – настаивал Мейсон. – Смерть могла наступить за девять часов до вскрытия?
– Да! – почти выкрикнул подавленный доктор.
Улыбка Мейсона относилась как к судье, так и к Драмму. Его более тихий голос контрастировал с сердитым выкриком свидетеля.
– Благодарю, господин доктор. У меня все.
Следующим на свидетельском месте появился лейтенант Трэгг. Он сообщил о своей полицейской карьере, занимаемой должности, а также следственном опыте. Затем рассказал, как в день убийства, двадцать шестого вечером, он прибыл на бульвар Сан-Фелипе, шестьдесят семь – пятьдесят и обнаружил за домом убитую, Милдред Дэнвил. В это время дождь шел уже приблизительно три часа – и труп лежал лицом в грязи. Вскоре после этого он обнаружил на тротуаре перед домом дамскую сумочку, которую обвиняемая позже опознала как свою собственность. Помимо обычных дамских мелочей, в сумочке были полторы тысячи долларов, а также водительские права на имя обвиняемой.
В этом месте Драмм внес предложение о временном освобождении свидетеля от показаний, мотивируя это желанием ознакомить высокий суд с планами места преступления. Защита не выразила протеста, вследствие чего обвинитель вызвал топографа, который представил и объяснил целую серию планов владения шестьдесят семь – пятьдесят по бульвару Сан-Фелипе. После принятия их судом лейтенант Трэгг вернулся на возвышение и обозначил крестиками на планах те места, где были найдены труп и сумочка. Продолжая свои показания, он рассказал об обыске в квартире, занимаемой обвиняемой совместно с убитой в Палм Виста Апартаментс, во время которого он заглянул в корзину с грязным бельем и нашел пистолет девятого калибра. Тогда он выцарапал на стволе специальный знак и на этом основании может сейчас идентифицировать пистолет, предъявленный ему обвинителем, как тот самый пистолет, который он нашел в корзине обвиняемой.
Обвинитель внес предложение считать пистолет вещественным доказательством, заверяя высокий суд, что эксперт по баллистике представит вскоре материалы, свидетельствующие, что из этого пистолета была убита Милдред Дэнвил. Затем он посчитал необходимым обратить внимание на то, что приближается время обеденного перерыва и что обвинению было бы удобно воспользоваться этим. Судья посмотрел на часы, кивнул головой и распорядился сделать перерыв до двух часов дня.
Через заполненный зал к Мейсону протолкался Пол Дрейк.
– Нашли полицейского, Перри, – заявил он.
– Того, который задержал Милдред Дэнвил?
– Да. Она действительно превысила время стоянки.
– Где он? – нетерпеливо спросил Мейсон.
– Ждет у меня в агентстве. Мои парни семь потов пролили и все ботинки истоптали, пока нашли его. Он работает на замещении, дежурил в этом районе всего один раз, именно в тот день.
– Попробуем с ним поговорить, – сказал Мейсон. – Как его зовут?
– Филипп Рэймс.
– Что за человек, Пол?
– Не самый плохой. Но сам знаешь, как это бывает с полицейскими. Большей частью у них довольно эластичная память, когда речь заходит об их должности. Ни один полицейский не горит желанием давать показания, которые могут быть не по вкусу прокурору.
– Поговорим – увидим. А вдруг удастся выдавить из него показания в письменном виде?
– Попробуй. А как у тебя дела, Перри?
– Приблизительно так, как я и предвидел, – ответил Мейсон. – Они готовят почву. Черт возьми, Пол, у меня есть линия защиты, только не знаю, удастся ли мне провести доказательство. Если нет, то мы спеклись. Я знаю, что кран сборника был открыт. Точно помню. Но до сих пор у меня не было возможности рассмотреть полицейские фотографии, и я боюсь, что… А-а, будем ломать себе голову тогда, когда наступит время. А пока послушаем, что нам скажет постовой Рэймс.
Филипп Рэймс был стройным, широкоплечим мужчиной в возрасте тридцати с лишним лет. С лица у него не сходило выражение легкого удивления, как будто жизнь непрерывно ставила перед ним задачи, превышающие его способность понимания. Он смотрел, сморщив лоб, когда Дрейк представлял ему Мейсона.