Прерванная дружба | Страница: 56

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– К чёрту Гийоме! Откуда это у вас?

– К чёрту так к чёрту! Я не возражаю. Это у меня от-туда же, откуда у котят берутся рваные ушки. Я дрался.

– Дрались?

– Это длинная история. Лучше поберегу её для замка. С тех пор как мы расстались, у меня было много з-забавных приключений.

Рене внимательно посмотрел на него.

– Кажется, они не пошли вам на пользу.

– Разве? Значит, мне тем более нужен деревенский воздух. Как полезно мне будет отдохнуть в Бургундии! Это вы превосходно придумали!

В дороге Рене не раз казалось, что Феликс старается развлечь его разговорами. В конце концов он встревожился, но ненадолго. Эта ровная весёлость не имела ничего общего с тем напускным весельем, которое так испугало его на прошлогоднем банкете Географического общества. Раз Феликс не острит без удержу – бояться нечего. Правда, он очень похудел, и вид у него измученный, но это, вероятно, от раны. Ему нужно отдохнуть. Да, но… он дрался?

Рене украдкой взглянул на обращённую к нему неизуродованную щеку. Он давно уже понял, что знает о Феликсе очень мало, но любопытство его не мучило. Если знаешь горести друга, но ничем не можешь помочь, ему от этого не легче, а в остальном – король всегда поступает правильно.

Однако, когда их поездка подходила к концу, Феликс сам заговорил об этом. Он не стал упоминать о собственных злоключениях и не назвал синьора Джузеппе, а серьёзно и беспристрастно рассказал о цели восстания в Апеннинах и о том, как развивались события. Потом добавил:

– Я был одним из организаторов. Рене сказал только:

– Что же было потом?

– Потом, когда восстание потерпело поражение, я скрылся, а затем приехал в Париж. Как только появится возможность что-нибудь сделать, я снова вернусь в Италию.

– Это ваше окончательное решение? Тогда, наверное, в один прекрасный день… – Рене запнулся.

– В один прекрасный день меня схватят, и последствия будут не из приятных. Разумеется, это так. Но, видите ли, Рене, оказалось, что именно это-дело моей жизни. А пока я собираюсь совершить набег на ультраконсервативный сельский замок и предстать перед вашей благочестивой тётушкой и всем аристократическим семейством со свежим сабельным шрамом, который обличает меня как безбожника и кровожадного санкюлота. Что же вы собираетесь им сказать?

Рене поморщился, но после минутного раздумья спокойно ответил:

– Я думаю, лучше всего будет ничего не говорить, по крайней мере вначале. Отец и сестра никогда не задают нескромных вопросов, а остальные подумают, что вы дрались на дуэли. С их точки зрения, это, конечно, грех, однако не пятнающий порядочного человека. Тётя и брат и так сейчас расстроены. Если мы сразу скажем правду, отношения в доме невыносимо обострятся. Они сочтут ваше поведение преступным.

– А вы?

Феликс посмотрел на Рене с еле заметной усмешкой. Но тот ответил без колебаний:

– Я? Что я думаю о вас и ваших делах? Но на этот вопрос я уже давно ответил, в долине Пастасы.


Анри, Анжелика и Бланш встретили гостя вежливо, но несколько холодно. В любое другое время они были бы рады видеть у себя в доме человека, который спас Рене от смерти, но то, что он принял приглашение сейчас, когда в семье было такое горе, они сочли бестактным.

Рене, пригласив в такой момент гостя, нарушил все приличия. Это выходило за рамки дозволенного.

– Конечно, гостеприимство обязывает, – сказала Анжелика маркизу. – Но Рене проявил по отношению ко всем нам удивительную чёрствость. До гостей ли нам, когда у нас такое несчастье?

– А вам не кажется, что следует считаться и с чувствами Рене? – услышала она в ответ. – Если он нуждается сейчас в обществе своего друга, он может не считаться с остальными. Кроме, конечно, самой Маргариты. Анжелика негодующе фыркнула.

– Нетрудно угадать, что чувствует наша бедняжка. Она, конечно, ничего не говорит – ведь это сделал Рене, но когда я сообщила ей, что брат везёт с собой гостя, она вся побелела и закусила губу. Рене поступает просто жестоко.

– Жестокость вряд ли подходящее слово, когда речь идёт о Рене, – только и ответил маркиз.

Сам он встретил гостя с изысканной любезностью. Феликс отвечал тем же. Рене, когда он слушал их отточенные фразы, казалось, что скрещиваются шпаги. «Почему отец его так ненавидит? – подумал он и, заметив, что взгляд маркиза скользнул по изуродованной щеке Феликса, мысленно добавил: – Хотел бы я знать, что он думает об этом шраме?»

Вскоре он повёл Феликса к сестре. Её комната была убрана цветами, в распахнутые окна врывался весёлый солнечный свет, но тем мрачнее казалась сама Маргарита. Она была в чёрном и на этот раз не надела никаких украшений в честь приезда Рене, а густые волосы были гладко зачёсаны и уложены на затылке. Вежливо улыбаясь, Маргарита пожала гостю руку, но потемневшие глаза смотрели угрюмо и насторожённо. Занимая гостя светской беседой, она говорила неестественно звонким, нарочито весёлым голосом.

– Я очень рада, что наконец познакомилась с вами. Мы так долго собирались и никак не могли встретиться! Мне, право, стало даже казаться, что вы существуете лишь в воображении Рене.

– Так оно и есть, – последовал быстрый ответ. – Во всяком случае, такой, какой я сейчас. На свете не было бы такой личности, если бы я не пригрезился Рене.

– Ну, это клевета, – запротестовал Рене. – У меня не бывает кошмаров. Он сам за себя отвечает, Ромашка.

Но Маргарита не слушала, она рассматривала гостя из-под опущенных ресниц.

– А вы… – начала она негромко и умолкла. Он отвечал улыбкой на её взгляд и закончил:

– Ненавижу ли я его за это? Только иногда. Маргарита откинула назад голову и молча посмотрела на Феликса – сначала с любопытством, а потом с глубоким задумчивым удивлением. Он не был похож на того нестерпимо счастливого и удачливого человека, которого она так долго втайне ненавидела. Когда гость вошёл в комнату, она заметила, что он хромает; теперь её взгляд остановился на искалеченной левой руке и шраме на лице. Внезапно она увидела, что его глаза широко раскрылись, а ноздри побелели и задрожали. Тут до её сознания дошло, что брат о чём-то её спрашивает, и она ответила наугад:

– Не знаю, милый.

Феликс отвернулся. Всё поплыло в каком-то красном тумане. «Только ты, зверь, называющий себя богом, – подумал он, – мог так надругаться над этим хрупким, беззащитным существом! Мало тебе меня?»

Но тут он вспомнил, что не верит в бога и что на свете есть немало других людей, к которым судьба была излишне жестока. В ушах звучали горестные всхлипывания Андреа:

«Звери! Бедняга Карли!»

Он с улыбкой повернулся к Маргарите.

– Сколько у вас украшений на стенах. Я и не знал, что Рене привёз так много красивых вещиц. Да у вас тут настоящий музей!