— Это уже решено? Я знала, что у них было такое намерение.
— Они требуют, чтобы он уехал немедленно под надзором гувернера в большое путешествие по Европе. Он пишет, что ему позволят вернуться не раньше чем через два года.
— Видишь ли, — сказала Беатриса, — его исключили из Оксфорда.
— Ну, а кто виноват? Он не хотел учиться в Оксфорде. Что это ему даст для Индии? Почему они не позволили ему стать офицером, когда он кончил школу?
— Они считали, что прежде, чем ехать в Индию, ему следует остепениться.
Злоупотребление крепкими напитками там особенно опасно. Лорд Монктон надеется, что если он сначала пробудет года два под присмотром хорошего гувернера, то отучится пить сверх меры. Может быть, они ошибаются, но они хотят ему добра.
— Не сомневаюсь! А подумать обо мне им, конечно, и в голову не приходит!
У Беатрисы упало сердце. Филипп Денвере был отъявленный повеса и считался красавцем. По слухам, не одна девушка поддалась его обаянию. Прежде чем ответить, она помолчала несколько секунд, боясь, что ее голос дрогнет.
— Эльси, — сказала она очень мягко, — почему это так пугает тебя? Если вы действительно хотите пожениться, неужели вы не можете подождать два года?
Вы оба очень молоды, а мы постараемся сделать все, чтобы ты не скучала здесь, пока он будет в отъезде. Даже если…
Эльси поглядела на нее злыми глазами.
— Если! — вспыхнула она. — По-твоему, я не понимаю, о чем ты думаешь?
Ну так вот — ты ошиблась. Мне нравится Фил. Нравится больше всех, кого я знаю. Даже если он и не будет пэром, я скорее выйду за него, чем за ходячую добродетель вроде Генри. Но я не дура и ничего ему не позволю, пока у меня на пальце не будет кольца. Он это прекрасно знает.
Беатриса чуть отвернулась. Эльси не должна видеть отвращения на ее лице.
— Ты хочешь сказать, — медленно произнесла она, — что тебе пришлось ему это объяснять?
— Конечно. Фил — не Генри, он не женится на мне, если сможет получить меня так. И с какой стати? Девушка, которая допускает это, заслуживает своей судьбы; так сказал мне Джако много лет тому назад. Но Фил по мне с ума сходит. Еще месяц, и мы были бы помолвлены! А теперь он успеет сто раз забыть меня, прежде чем мы снова увидимся. Он не из тех, кто хранит верность девушке, которую не видит два года.
Она топнула ногой.
— Ах, Би, не делай кислого лица! Неужели ты до сих пор не знаешь, что я непохожа на тебя? Но я не такая, как мама или Джако; я просто девушка, такая же, как все, и я хочу быть счастливой, пока молода. Я имею на это право — я красива, гораздо красивее тебя, и я это знаю.
— Мы все это знаем, дорогая, и рады за тебя.
— Что правда, то правда, — сказала Эльси, успокаиваясь, — Надо отдать тебе справедливость, ты никогда не завидовала мне и не злилась. Но я не хочу быть образцом всех добродетелей вроде тебя или Уолтера. Если отец тоже был таким, не удивительно, что мама сбилась с пути!
Беатриса нахмурилась, Она тоже была еще молода.
— Эльси, — сказала она, — можешь говорить и думать обо мне что хочешь, но будь добра не касаться отца.
Хорошее настроение вернулось к Эльси так же быстро, как раньше исчезло, и она с журчащим смехом обняла сестру за плечи.
— Ну, прости, я не хотела тебя обидеть. Я знаю, что ты замечательная и что мне бы следовало быть такой же. Но раз это не так, зачем же презирать меня?
— Неужели мое поведение или слова заставляют тебя думать, что я тебя презираю?
— Боже мой, конечно нет! Ты держишься безупречно. Впрочем, дело тут не во мне, просто ты всех презираешь. Вернее, всех, креме Уолтера и мальчиков.
Послушай, Би, это просто написано на тебе.
Ее сестра могла только растерянно пробормотать:
— Мне очень жаль. Я не хотела…
— Разумеется, не хотела. Ну ладно, не будем ссориться. Би, я ведь знаю, что вы с Генри делаете для меня все, что в ваших силах, и я вам очень благодарна, честное слово. Только ты иногда выводишь меня из терпения. Но ведь это ненадолго. Помочь тебе нарезать розы?
Смутно тревожась, Беатриса, которая теперь прониклась глубоким убеждением, что не в силах повлиять на сестру, написала Уолтеру, прося его совета. В ответ она получила наспех нацарапанную записку, помеченную Веной:
"Меня перевели сюда из Лиссабона. Мне надо было уехать оттуда.
Когда-нибудь я расскажу тебе почему; но не теперь. Я здоров, только очень занят, потому что эта работа для меня новая".
В следующем письме, таком же коротком и сдержанном, он сухо заметил, что, судя по всему, Эльси вполне может сама о себе позаботиться и, вероятно, сумеет перенести это разочарование.
Успехи Генри в разведении племенного скота не уступали успехам его жены в домоводстве. Но ни он, ни другие не знали, были ли неусыпное внимание, тщательная заботливость, аккуратное сведение баланса расходов и доходов, которые превратили Бартон в образцовое поместье, его собственной заслугой, или вызывались примером и советами его жены.
Ему больше не грозили презрение или обидная снисходительность со стороны местного общества. Через четыре года после его женитьбы освободился почетный пост мирового судьи, и по рекомендации лорда Монктона его предложили Генри. Он принес письмо Беатрисе с притворным раздражением, которое обмануло бы только очень легковерного человека.
— Он, кажется, думает, что у меня мало своих дел! Забот о таком поместье вполне достаточно для одного человека. К чему взваливать себе на плечи еще гору работы, за которую мне даже спасибо не скажут?
Беатрнса дважды перечла письмо, медленно водя глазами по строчкам и поспешно размышляя. Она оттягивала время, чтобы успеть все взвесить, прежде чем высказать свое мнение. Сперва она чуть было не расхохоталась, представив себе, как Генри тщетно старается разобраться в тонкостях уголовных и гражданских законов. Но этот презрительный скептицизм тут же исчез. В ее памяти всплыл отрывок из знаменитой книги ее деда — не самые слова, а только суть:
«Мировому судье полезно быть ученым, но прежде всего пусть он будет неподкупным и милосердным. Пусть он всегда помнит, что он защитник бедных, невежественных и несчастных».
Дедушке Риверсу, может быть, этот выбор не показался бы таким уж нелепым. Вряд ли кто осмелится во второй раз предложить Генри взятку. И он добр. Если он будет так же мягок с подсудимыми, как со своими лошадьми…
Да, но будет ли? С браконьерами — нет.
Но об этом думать не стоит. Кто бы ни стал судьей, им все равно нечего ждать пощады. Уолтер как-то с горечью сказал ей, что, по мнению большинства, законы об охоте были получены на горе Синай вместе с десятью заповедями, и, во всяком случае, в Уорикшире дело обстоит именно так. Однако во многих отношениях Генри будет не так уж плох. А если он откажется, то не откажется кто-нибудь другой, столь же мало разбирающийся в юриспруденции и гораздо менее человечный.