— Ну, если он действительно хороший врач, это, разумеется, меняет дело.
— Конечно. Вопрос только в том, нравится ли Би мое предложение.
Она подняла на него глаза.
— Мне кажется, что только это может принести мне какую-то пользу. Если бы я могла остаться совсем одна… у моря… Да, я согласна.
— Любимая, ты просто не представляешь, как одиноко тебе будет. Подумай только — целый день не с кем словом перемолвиться… ах, да — там будет Уолтер.
— А я буду молчать, — сказал Уолтер. — Мы поставим твою кушетку у большого окна, которое выходит на море, и, если тебе захочется тишины, будем на цыпочках приносить тебе поднос с едой и на цыпочках уходить, держа рот на замке. И ты за весь день не услышишь ничего, кроме шума волн и пенья птиц.
Генри покачал головой. Он не мог понять, как можно предпочитать уединение обществу тех, кто тебя любит.
— Не отговаривайте ее, — посоветовал ему Уолтер, когда они остались одни. — Это первое желание, которое она высказала. Не важно, чего она хочет, — важно, что она наконец чего-то захотела. Как бы то ни было, попробуем на месяц, а там видно будет.
Он немедленно уехал в Корнуэлл и через десять дней написал, что все готово к приему больной и ее горничной. Кучер сможет жить на ближайшей ферме и каждый день приходить за распоряжениями.
Генри, очень расстроенный, но покорившийся, не отходил от жены и бесконечными советами и предостережениями мешал ей укладываться. Но хлопотливые сборы были наконец закончены, и карета тронулась.
— Не разговаривайте со мной, Эллен, — сказала Беатриса. — У меня очень болит голова.
В Каргвизиан она приехала совсем измученная и несколько дней отдыхала; она почти все время молчала, но, судя по всему, была довольна. Затем к ней мало-помалу начали возвращаться силы. Но ей, видимо, по-прежнему хотелось быть одной, и Уолтер, чтобы не докучать ей, почти все время работал в своем кабинете — бывшем каретнике вдовствующей леди Маунтстюарт. Теперь это была библиотека, обставленная с монашеской простотой и соединявшаяся с домом крытой галереей. Когда приезжала Фанни, дверь галереи запиралась на замок.
Беатриса скоро начала гулять — сначала около дома, а потом и по ровной дорожке на вершине утеса. Ее брат часто видел из своего окна, как она следит за танцем голубых мотыльков над армерией и горицветом у края обрыва. А иногда она ложилась на вереск, закрывала глаза и слушала хриплые крики чаек, перебивавшие восторженные дисканты жаворонков и нескончаемую басовую ноту прибоя.
Через три недели после своего приезда она вошла в кабинет Уолтера.
— Дай мне что-нибудь почитать.
На следующий день у залитого солнцем окна было поставлено удобное кресло, и Беатриса все чаще стала заходить к Уолтеру, чтобы посидеть около него с книгой, пока он работал. Он никогда не заговаривал с ней первым.
— Это твоя книга о камнях друидов? — спросила она однажды. — Та, над которой ты работал в прошлом году?
— Последние четыре года; и мне нужно еще два или три, чтобы окончить ее.
— Ты не прочтешь мне из нее что-нибудь?
У Уолтера перехватило дыхание. В этот вечер он написал Генри, что они поступили правильно, — он в этом окончательно убедился. "Она возвращается к жизни. Бывают минуты, когда она кажется совсем прежней.
Генри немедленно написал Беатрисе, спрашивая, когда она думает вернуться домой. Она показала письмо брату.
— Мне хотелось бы остаться здесь, пока нам не грозит приезд Фанни, если вы с Повисом согласитесь терпеть такую обузу. Но ведь Генри придется трудно, если я не вернусь в июле, когда начинаются школьные каникулы. А мальчикам понадобится…
Она со вздохом остановилась.
— Глэдис отлично живется под присмотром миссис Джонс. Но мальчики… я так долго не занималась ими. А кроме того… когда Генри остается один и на душе у него мрачно, он… Уолтер, скажи, он много пил, пока я была больна?
— Нет, милая; я следил за этим. Не надо беспокоиться, обо всех заботились как следует. Но если ты настолько окрепла, что можешь снова увидеться с ними, почему бы им не приехать сюда, когда занятия в школе кончатся? Мне очень не хочется тебя отпускать. Здешний воздух — единственно, что оказалось по-настоящему полезным для тебя.
— Но ведь их негде поместить.
— Я могу устроить их на ферме в четырех милях отсюда. Там у них будут чистые постели и простая здоровая пища. Может быть. Генри и мальчики приедут сюда верхом; тогда они великолепно проведут каникулы, катаясь по окрестным холмам. Я напишу Генри, хорошо?
К этому времени Генри был так измучен одиночеством, что согласился бы на что угодно, лишь бы снова увидеть жену, с которой расстался в первый раз со дня их свадьбы. А Гарри и Дик уже с восторгом предвкушали, как они будут кататься на лодке вдоль диких берегов и скакать на своих пони по вересковой равнине.
Беатриса прочла их ответы Уолтеру, которого она застала за разборкой бумаг на письменном столе.
— Если хочешь прогуляться, — сказал он, — то мы можем съездить к холмам и там снять для них комнаты на ферме. Оттуда совсем недалеко до камней друидов, которые тебя интересовали. Но, пожалуй, сегодня немного жарко для прогулки?
Вошел Повис с завтраком Беатрисы — стаканом молока и гоголь-моголем.
— Нет, — ответила она. — Я не боюсь жары, а погода сегодня такая ясная, что с холмов должен открываться великолепный вид.
— Так, значит, мы едем к камням друидов. Повис, когда придет Робертс, скажите ему, что днем нам понадобится карета.
Повис, застыв, словно солдат на часах, хмуро глядел на своего хозяина.
Уолтер продолжал, разбирать бумаги. Он спросил, не оборачиваясь:
— Вам что-нибудь нужно?
Повис взял пустой стакан и сердито вышел, что-то бормоча себе под нос по-валлийски.
Беатриса улыбнулась.
— Какой странный человек — всегда ворчит. Но он действительно идеальный слуга. Он никогда ничего не забывает. Через два часа в дверь постучала Эллен.
— Прикажете мне накрывать на стол, сэр? Повис еще не вернулся.
— Разве он ушел?
— Да, сэр. Как отнес барыне гоголь-моголь, так сразу и ушел.
— Куда?
— Он не сказал, сэр. По-моему, на него какой-то стих нашел.
Беатриса подняла брови. Она всегда внимательно относилась к своим слугам, но никто из них не посмел бы отлучиться, не спросив разрешения или не предупредив, только потому, что на него «нашел какой-то стих».
Когда они кончали обедать, она поглядела в окно и сказала:
— Вон он идет. И, кажется, пьяный.
— Он не пьет. Почему ты решила… А!