– Да-да, – нетерпеливо кивнул Мейсон, когда Гроувер нерешительно остановился, – продолжайте.
– Ну, я помню, садовник объяснял ей что-то насчет цианида. Он говорил ей, чтобы она очень осторожно прикасалась к пакету с хранящимся в нем цианидом. А она что-то спросила у него, вроде как он его использует, но тогда я не придал их беседе особого значения. Порошок растворяется в воде и, насколько я помню, используется для опрыскивания растений…
– Кто еще присутствовал при том разговоре?
– Больше никто.
– Ваш садовник читает газеты?
Гроувер кивнул.
– Вы можете ему доверять?
– Всецело. Он очень предан мне. Он работает у нас уже двадцать лет.
– Как его зовут?
– Барни Шефф. Моя мама обратила на него внимание и… помогла ему реабилитироваться… неким образом.
– У него были проблемы?
– Да.
– Он сидел в тюрьме?
– Да.
– А дальше что?
– А дальше его освободили. Вернее, у него появился шанс отбыть остаток срока условно, если он сумеет найти работу. Мама устроила его к нам садовником, и с тех пор он был исключительно ей предан.
– У вас есть оранжерея?
– Да.
– Интересно, изучили ли вы все возможности выращивания орхидей?
– Нас не интересует выращивание орхидей. Мы можем позволить себе купить их и…
– Интересно, – произнес Мейсон тем же самым тоном и точно с такими же паузами, как и в первый раз, – изучили ли вы все возможности выращивания орхидей?
– Я же говорю вам, что мы…
– Полностью ли вы изучили все возможности выращивания орхидей? – настойчиво повторил Мейсон.
– Вы хотите сказать… о, вы хотите сказать, что нам нужно отослать Барни Шеффа…
– Полностью изучить все возможности выращивания в оранжерее орхидей.
Дэйн Гроувер молча смотрел на Мейсона в течение нескольких секунд. Затем он резко поднялся на ноги, протянул адвокату руку и снова заговорил:
– Я принес вам немного денег. Подумал, они могут вам понадобиться. – Он небрежно бросил на стол конверт.
– А как относится ко всему ваша матушка? – спросил Мейсон.
Гроувер облизал пересохшие губы, судорожно сжал их и наконец ответил:
– Моя матушка, естественно, очень огорчена. Но я не думаю, что мы должны обсуждать сейчас ее чувства. – И с этими словами он вышел из кабинета.
Мейсон придвинул к себе конверт, который Гроувер бросил на стол. Он был набит стодолларовыми банкнотами.
Делла Стрит подошла, чтобы взять деньги.
– Когда я так увлекаюсь мужчиной, – сказала она, – что даже забываю считать деньги, я становлюсь очень романтичной. Сколько там, шеф?
– Много, – откликнулся Мейсон.
Делла Стрит как раз пересчитывала содержимое конверта, когда на ее столе резко зазвонил телефон, номер которого не был указан в справочнике. Она подняла трубку и услышала голос Пола Дрейка.
– Привет, Пол! – сказала она.
– Привет, Делла! Перри там?
– Да.
– Хорошо. – Голос Дрейка прозвучал озабоченно. – Дела разворачиваются следующим образом. Лейтенант Трэгг только что взял садовника Гроувера, парня по имени Барни Шефф. Они задержали его как важного свидетеля. И, кажется, были очень обрадованы тем, что им удалось обнаружить. Я не могу пока разузнать, что же это было.
Делла Стрит замерла за столом с трубкой в руках.
– Алло, алло! – закричал Дрейк. – Ты меня слышишь?
– Слышу, – ответила Делла. – Я все передам. – И она повесила трубку.
В этот же вечер, в начале десятого, Делла Стрит расписалась в журнале дежурного и поднялась на лифте на этаж, где располагался офис Перри Мейсона.
Офис Детективного агентства Дрейка, который находился на том же этаже, но ближе к лифту, был открыт круглосуточно. За невинной на вид дверью с прямоугольником матового стекла был виден свет, значит, офис открыт, но вся лихорадочная, не прекращающаяся ни на мгновение деятельность сотрудников Детективного агентства Дрейка была скрыта от глаз посторонних, сновавших по коридору.
Делла Стрит сначала хотела поискать Пола Дрейка, но передумала и направилась дальше, к офису Перри Мейсона, и эхо ее каблучков возвращалось к ней из тишины длинного сумрачного коридора.
Она свернула за угол и увидела, что в офисе Перри Мейсона горит свет. Открыв своим ключом дверь приемной, она пересекла ее и распахнула дверь кабинета Мейсона.
Адвокат мерил шагами комнату, заложив большие пальцы в проймы жилета. Он был настолько сосредоточен, что даже не заметил, как дверь открылась. Его стол был усыпан фотографиями и тонкими листами бумаги, на которых Дрейк обычно представлял отчеты своим клиентам.
Делла тихо стояла в дверях, наблюдая за высоким, стройным, широкоплечим мужчиной, который ходил из угла в угол. Бурная деятельность его мозга требовала выхода физической энергии, чтобы сохранить какое-то внутреннее равновесие, и это бесконечное хождение по кабинету стало просто бессознательным рефлексом.
Почти через минуту Делла сказала:
– Привет, шеф! Я могу чем-нибудь помочь?
Мейсон, вздрогнув, посмотрел на нее:
– Что ты здесь делаешь?
– Специально поднялась наверх, чтобы посмотреть, работаете ли вы, и если да, то не могу ли я вам чем-нибудь помочь.
Он улыбнулся:
– Я не работаю. Я, как животное, бегаю кругами по клетке в поисках выхода.
– Вы ужинали? – спросила она.
Он бросил взгляд на часы и ответил:
– Еще нет.
– Который час? – поинтересовалась Делла Стрит.
Ему пришлось еще раз посмотреть на часы, чтобы ответить:
– Без двадцати десять.
Она рассмеялась:
– Я знала, что вы даже не посмотрели на часы в первый раз. Ну же, шеф! Вам нужно что-нибудь съесть. Дело преспокойно подождет – займетесь им после вашего возвращения.
– Откуда нам это известно? – задал вопрос Мейсон. – Я говорил по телефону с Луизой Марлоу, а она – с Дэйном Гроувером. И она знакома с его матерью. Дэйн Гроувер заявил, что он не отступится. Откуда ему знать, как он поступит? Он – человек импульсивный и, может быть, именно сейчас открывает неведомые ему ранее стороны собственного характера и души. И сам не подозревает, что он еще обнаружит. А его друзья и родственники их сочувственными и обвиняющими взглядами невольно поворачивают нож в его ране. Откуда, черт побери, он может догадаться, как поступит? И как может утверждать, отступится он или нет?