— Телефон наверху, в конторе.
Тони позвонил Бренде.
Она подошла к телефону не сразу;
— Слушаю, — раздалось в трубке немного погодя, — кто говорит?
— У меня к вам поручение от мистера Энтони Ласта и мистера Джоселина Грант-Мензиса.
— А, это ты, Тони? Что тебе нужно?
— Ты меня узнала? Так вот, я тебе хотел передать поручение; но раз я сам говорю с тобой, значит, я сам могу его передать, верно?
— Да.
— Так вот, мы с Джоком просим нас извинить, но мы никак не можем к тебе сегодня заглянуть.
— А.
— Надеюсь, ты на нас не обидишься, у нас куча дел.
— Все в порядке, Тони.
— Я тебя случайно не разбудил?
— Все в порядке, Тони.
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Тони вернулся к столику.
— Говорил с Брендой, похоже, она сердится. Как ты думаешь, наверное, все-таки надо к ней заглянуть?
— Мы же ей обещали, — сказал Джок.
— Некрасиво подводить даму, — сказала Милли.
— Теперь уже слишком поздно.
Бэбз сказала:
— Вы офицеры, правда?
— Нет, почему вы решили?
— Так мне показалось.
Милли сказала:
— А мне лично деловые джентльмены больше нравятся. Они всегда что-нибудь такое расскажут.
— Вы что делаете?
— Я моделирую шапки для почтальонов.
— Ой, бросьте.
— А мой друг дрессирует моржей.
— Врите больше.
Бэбз сказала:
— А один мой знакомый в газете работает.
Через некоторое время Джок сказал:
— Слушай, надо что-то предпринять с Брендой, куда это годится?
— Я же ей сказал, что мы не приедем, ведь так?
— Так-то оно так… а может, она все равно на нас рассчитывает.
— Я тебе вот что скажу: пойди позвони ей и спроси начистоту, хочет она нас видеть или нет?
— Ладно.
Через десять минут он возвратился.
— Мне показалось, она сердится, — доложил он, — но я все равно сказал, что мы не приедем.
— Она, наверное, устала, — сказал Тони, — ей приходится рано вставать, чтобы успеть на экономику. Кстати говоря, я припоминаю, действительно кто-то нам говорил, что она устала, еще когда мы в клубе сидели.
— Слушай, что за мерзкая рыба?
— Официант говорит, ты ее заказывал.
— Может, и заказывал.
— Я ее отдам здешней кошке, — сказала Бэбз, — она милашка, ее Ягодкой зовут.
Раз-другой они потанцевали. Потом Джок сказал:
— Как ты считаешь, стоит нам еще позвонить Бренде?
— Наверно, стоит. Похоже, она на нас сердится.
— Давай уйдем отсюда и по дороге ей позвоним.
— А к нам вы не поедете? — спросила Бэбз.
— Сегодня, к сожалению, ничего не выйдет.
— Как же так, — сказала Милли, — куда это годится?
— Нет, нет, мы правда сегодня не можем.
— Ладно. А как насчет подарочка? Может, вы не знаете, но мы платные партнерши.
— Ах да, извините, сколько с нас?
— Ну, это вам решать.
Тони дал им фунт.
— Можно и набавить, — сказала Бэбз, — мы с вами добрых два часа просидели.
Джок дал еще фунт.
— Заходите опять, когда у вас будет больше времени, — сказала Милли.
— Мне что-то нехорошо, — сказал Тони на лестнице. — Пожалуй, не стану звонить Бренде.
— Поручи, пусть ей отсюда позвонят.
— Блестящая идея… Послушайте, — сказал он обшарпанному швейцару. — Позвоните по этому номеру Слоун и так далее, соединитесь с ее милостью и передайте, что мистер Грант-Мензис и мистер Ласт очень сожалеют, но никак не смогут навестить ее сегодня вечером. Усекли?
Он дал швейцару полкроны, и они вывалились на Синкстрит.
— Мы сделали все, что могли, — сказал он, — Бренде не на что обижаться.
— Знаешь, что я сделаю. Я ведь все равно прохожу мимо нее, так что я позвоню ей в дверь — на всякий случай, вдруг она еще не легла и ждет нас.
— Точно, так и сделай. Ты настоящий друг, Джок.
— Ужасно уважаю Бренду. Она молодчина.
— Молодчина, что и говорить… Ох, как мне нехорошо.
На следующий день Тони проснулся, горестно вороша в уме отрывочные воспоминания предыдущей ночи. Чем больше он вспоминал, тем более мерзким представлялось ему его поведение.
В девять он принял ванну и выпил чаю. В десять терзался вопросом, следует ли позвонить Бренде. Но тут она позвонила ему, тем самым решив проблему.
— Ну, Тони, как ты себя чувствуешь?
— Ужасно. Я вчера зверски надрался.
— Совершенно верно.
— И к тому же я чувствую себя таким виноватым.
— Ничуть не удивительно.
— Я не все хорошо помню, но у меня сложилось впечатление, что мы с Джоком тебе здорово надоедали.
— Совершенно верно.
— Ты очень сердишься?
— Вчера — очень. Тони, ну что вас на это толкнуло, двух взрослых мужчин?
— Мы были не в духе.
— Ручаюсь, что сегодня вы еще больше не в духе. Только что принесли коробку белых роз от Джока.
— Жаль, что я не додумался.
— Вы такие дети оба.
— Значит, ты в самом деле не сердишься?
— Ну конечно, нет, милый. А теперь быстренько возвращайся домой. Завтра ты придешь в норму.
— А я тебя не увижу?
— Сегодня, к сожалению, нет. У меня все утро лекции, а потом я иду в гости. Но я приеду в пятницу вечером или в крайнем случае в субботу утром.
— Понимаю. А никак нельзя удрать из гостей или с одной из лекций?
— Никак нельзя, милый.
— А, понимаю. Ты просто ангел, что не сердишься за вчерашнее.
— Такая удача бывает раз в жизни, — сказала Бренда, — насколько я знаю Тони, его еще много недель будут мучить угрызения совести. Вчера я от злости на стенку лезла, но дело того стоило. Ему жутко стыдно, и теперь, что бы я ни делала, он просто не посмеет обидеться, а уж сказать что-нибудь и подавно, и вдобавок бедный мальчик еще не получил никакого удовольствия, и это тоже хорошо. Надо его проучить, чтобы он больше не подкидывал таких сюрпризов.