С низкого неба медленно падал снег.
Разговоры в кабинете смолкли, когда директор отставил пустой стакан, промокнул рот и объявил заседание открытым.
– Хорошо, что все смогли прийти, – начал он. – Час назад я разговаривал с чиновником из Государственного управления пенитенциарно-исправительных учреждений.
Улеглись последние шепотки, и в кабинете воцарилась тишина.
– В Управлении решили, что специальное отделение нашей больницы должно принять, с коротким интервалом, двух новых пациентов, – продолжил директор. – Мы ведь избаловались, у нас тут всего один… немолодой и спокойный.
– Потому что он выжидает, – серьезно сказал Брулин.
– Я созвал совещание, чтобы выслушать ваше мнение о том, что это может значить для безопасности и общего наздора, – продолжил директор, не обращая внимания на замечание Брулина.
– Что за пациенты? – спросил Андерс.
– Оба, естественно, крайне опасны. Один сидел в закрытом корпусе в Сетере, второй – в судебно-психиатрическом отделении Карсуддена после…
– Мы не справимся, – перебил Брулин.
– Наше отделение рассчитано на трех пациентов, – терпеливо напомнил директор. – Настали новые времена, надо экономить деньги, мы не можем…
– Да, но Вальтер… – Брулин замолчал.
– Что вы хотели сказать?
– Мы не сможем содержать больше одного пациента, – сказал Брулин.
– Но принять их – наша прямая обязанность.
– Найдите отговорку.
Директор устало рассмеялся и покачал головой:
– Вы всегда видели в нем чудовище…
– Я не боюсь чудовищ, – перебил Брулин. – Но я знаю достаточно, чтобы бояться Юрека Вальтера.
Директор с улыбкой посмотрел на главного врача, потом что-то прошептал секретарше.
– Я здесь новичок, – произнес Андерс. – Разве из-за Вальтера когда-нибудь возникали проблемы?
– Из-за него пропала Сусанна Йельм, – ответил Брулин.
В кабинете стало тихо. Врач из общей психиатрии нервно снял очки и тут же снова надел.
– Я слышал, она в отпуске… думал – работает над научным проектом, – тихо сказал Андерс.
– Мы называем это отпуском, – пояснил Брулин.
– Я бы хотел знать, что случилось. – Андерс почувствовал, как внутри у него поднимается глухая тревога.
– Сусанна тайком пронесла письмо от Вальтера, но передумала. – Брулин уставился в стол. – Позвонила мне и все рассказала. Она была, не знаю, как сказать… плакала не переставая, клялась, что сожгла это письмо… Думаю, она и правда это сделала – она была очень напугана и твердила, что никогда больше не войдет к Вальтеру.
– Она взяла отпуск, – заметил директор, пошелестев бумагами.
Кое-кто улыбнулся, остальные сидели с озадаченным видом. Начальник службы безопасности спроецировал план отделения на белый экран.
– С точки зрения безопасности у нас нет проблем с тем, чтобы принять еще нескольких пациентов, – сдержанно сказал он. – Но в первое время нам придется быть постоянно готовыми к сигналу тревоги.
– Юрек Вальтер не должен видеть других людей, – настаивал Брулин.
– Но теперь ему это предстоит… Вам придется просто решить это технически. – Директор посмотрел на собравшихся.
– Так нельзя… Занесите в протокол: я отказываюсь нести ответственность за специальное отделение, пусть оно просто перейдет в ведение общей психиатрии или выделится в самостоятельное…
– Вы преувеличиваете.
– Именно этого Вальтер ждал тринадцать лет. – Голос у Брулина срывался от волнения.
Он встал и, ничего больше не говоря, вышел из кабинета. Тени снежинок медленно скользили вниз по стене с белой маркерной доской.
– Я уверен, что смогу контролировать трех пациентов независимо от их диагноза, – медленно проговорил Андерс и откинулся на спинку стула.
Собравшиеся удивленно посмотрели на него. Директор положил ручку и приветливо улыбнулся.
– Не вижу, в чем проблема, – пояснил Андерс, кивая на дверь, за которой скрылся Брулин.
– Продолжайте, – кивнул директор.
– Решение вопроса – медикаментозное лечение, – сказал Андерс.
– Но пациентов ведь нельзя усыпить, – рассмеялся Хоффман.
– При необходимости – более чем можно, – ответил Андерс с беззаботной улыбкой. – В больнице Святого Сигфрида… мы были настолько загружены, что у нас просто не было времени на инциденты.
Он заметил внимательный взгляд директора, беззаботно вскинул брови, хлопнул в ладоши и легко сказал:
– Мы знаем, что тяжелые лекарства… вероятно, некомфортны для пациента, но если бы я отвечал за безопасность в этом отделении, я бы не стал рисковать.
Агнес сидела на полу в голубой пижамке с пчелами. Держа в руках белую щетку для волос, она трогала пальцем каждый зубчик, словно хотела пересчитать их. Андерс взял Барби, уселся на пол перед дочерью и стал ждать.
– Причеши кукле волосы, – предложил он наконец.
Агнес, не глядя на него, продолжала трогать зубчик за зубчиком, ряд за рядом, медленно и сосредоточенно. Андерс знал, что дочь играет не спонтанно, как другие дети, а на какой-то свой манер. Ей трудно было понять, что видят и думают другие. Она никогда не одушевляла своих кукол. Девочка просто испытывала их механику, сгибала им руки и ноги, крутила голову.
Но на курсах, где рассказывали об аутизме и болезни Аспергера, Андерс понял: дочь можно научить играть, если разделить игру на следующие одна за другой части.
– Агнес? Причеши куклу, – повторил он.
Девочка перестала теребить щетку, потянулась и дважды провела ею по светлым волосам куклы.
– Какая она стала красавица! – восхитился Андерс.
Агнес снова принялась перебирать зубчики расчески.
– Ты видишь, какая она теперь красивая? – спросил он.
– Да, – не глядя на отца, ответила девочка.
Андерс достал куклу Синди. Он еще не успел ничего сказать, как Агнес потянулась и с улыбкой причесала куклу.
Через три часа, когда Агнес уже спала, Андерс сидел на диване и смотрел “Секс в большом городе”. За окном фасада падали сквозь желтый свет уличного фонаря тяжелые снежные хлопья. Петра была на вечеринке – Виктория явилась с приглашением, когда было уже пять часов. Она обещала не задерживаться, но сейчас часы показывали почти одиннадцать.
Андерс выпил глоток холодного чая и отправил Петре сообщение: “Агнес причесала кукол”.
Он устал, но чувствовал, что ему хочется рассказать о совещании в больнице, о том, что теперь он отвечает за специальное отделение и ему гарантировали, что его возьмут в штат на постоянную работу.