– Что-нибудь хотите перед тем, как мы начнем?
– Как насчет колы? А потом курнуть и по девочкам? – Роллинз рассмеялся, но детектив даже не улыбнулся.
– Давайте ограничимся колой. – Босх полез в карман, достал мелочь, отобрал четыре монетки по двадцать пять центов и протянул их Чу. Поскольку тот был младшим напарником, то и идти к автоматам в коридоре предстояло ему.
– Итак, Зюзя, начнем с того, что вы назовете мне ваше настоящее полное имя.
– Ричард Элвин Роллинз.
– Как вы получили прозвище Зюзя?
– Не помню, всегда так звали.
– Что вы имели в виду, сказав в гараже, будто боитесь, что вас подставят, как других ребят?
– Так, ничего.
– Нет, все-таки что-то. Вы же это сказали. Объясните, кого подставляют. Обещаю, все, что вы скажете, не выйдет за пределы этой комнаты.
– Послушайте, вы же все сами знаете. Похоже, в последнее время на нас объявили охоту. С этими задержаниями за управление в нетрезвом виде и со всем остальным.
– Вы думаете, это подставы?
– По-ли-ти-ка, мать ее. А что вы хотите? Вспомните, как обошлись с тем армянским малым.
Босх вспомнил: одного из арестованных водителей звали Рэч Татарский, и решил, что Зюзя имеет в виду его.
– Как с ним обошлись?
– Он никуда не ехал, ждал на стоянке. К нему подошли, попросили выйти из машины. Он отказался дуть в трубку, тогда у него под сиденьем нашли бутылку, и он спекся. Эта бутылка всегда там. Постоянно валяется в машине, и никто еще не напивался. Разве что сделаешь ночью пару глотков, чтобы взбодриться. Но вот что интересно: откуда полицейские узнали про бутылку?
Босх откинулся на спинку стула и, стараясь ничего не пропустить, пытался разобраться в смысле сказанного. Вернулся Чу, поставил перед Роллинзом банку с колой и сел справа от Босха.
– Этот заговор против ваших ребят – кто за ним стоит?
Таксист вскинул вверх руки, словно хотел спросить: «Неужели не ясно?»
– Да этот член муниципального совета. А всю грязную работу делает за него сын. И всем крутит. То есть крутил. Потому что теперь он покойник.
– Откуда вы узнали?
– Прочитал в газете. Все об этом знают.
– Вы когда-нибудь видели его сына? Сами?
Таксист ответил не сразу – вероятно, лихорадочно размышлял, какую ему расставили западню. И в конце концов решил не лгать.
– Видел, секунд десять. В воскресенье высаживал пассажира у «Шато», а он в это время входил в отель. Вот и все.
Босх кивнул.
– Как вы его узнали?
– Видел на фотографии.
– Где? В газете?
– Нет. Кто-то из наших раздобыл его фото после того, как мы получили письмо.
– Какое письмо?
– Про «ЧБ». Копию письма от Ирвинга, который сообщает людям из муниципалитета, что начал борьбу за лицензию. А нас собирается прихлопнуть. В нашей администрации скачали из Интернета фотографию подонка и показали нам. Повесили на доске объявлений вместе с письмом. Чтобы водители знали, какая нам угрожает опасность и что поставлено на карту. Этот тип попер на нас с обвинениями, и нам лучше собраться и держать ухо востро.
Босх понял, в чем заключалась стратегия.
– И вы узнали его, когда вечером в воскресенье подъехали к «Шато-Мармон»?
– Точно. Сразу понял, это тот самый говнюк, который собирается отобрать у нас работу.
– Выпейте колы.
Босху нужна была короткая передышка, чтобы все обдумать. Пока таксист открывал банку и делал глоток, он прикидывал серию новых вопросов. Обнаруживалось нечто такое, чего Гарри раньше не предполагал.
Роллинз долго пил, затем поставил банку на стол.
– В котором часу в воскресенье вечером вы закончили смену?
– Вообще не закончил. Я стараюсь отрабатывать по две смены, потому что моя девушка вот-вот родит, а страховки нет. Пошел, как сегодня, на вторую смену и ездил до утра. То есть до понедельника.
– Что на вас было надето в ту ночь?
– Какого черта, приятель? Вы же сказали, что я не подозреваемый.
– Вы не подозреваемый до тех пор, пока отвечаете на мои вопросы. Так что на вас было, Зюзя?
– Что всегда. Рубашка от Томми Багамы и брюки карго. Если проводишь в машине по шестнадцать часов, хочется, чтобы было удобно.
– Рубашка какого цвета?
Таксист ткнул себя в грудь:
– Эта рубашка.
Она была ярко-желтого цвета, пляжного покроя. Босх ни минуты не сомневался, что это не сам Томми Багама, а чистейшая подделка. И уж очень большая натяжка принять ее за серую. Если только Роллинз не переодевался, он не тот, кто спускался по пожарной лестнице.
– Кому вы говорили, что видели Ирвинга в отеле? – спросил Гарри.
– Никому.
Роллинз на секунду отвел глаза, и Босх понял, что он лжет.
– Нехорошо, Зюзя. Я думал, вы достаточно сообразительны, чтобы понять: мы не задаем вопросов, на которые заранее не знаем ответов.
Детектив встал, полез под пиджак и снял с ремня наручники.
– Только начальнику моей смены, – поспешно проговорил таксист. – Так, мимоходом. По радио. Вроде как: «Знаешь, кого я только что видел?» Что-то в этом роде.
– И он догадался?
– Нет, пришлось объяснить. Вот и все.
– Начальник смены спросил, где вы видели Ирвинга?
– Нет, он и так знал. Я связался с ним, высаживая пассажира, сказал, что мне причитается двадцатка, поэтому он представлял, где я нахожусь.
– Что еще вы ему сказали?
– Да вроде все. Так, немного потрепались.
Босх подождал, не добавит ли таксист что-нибудь еще, но Роллинз молчал, только глаза были по-прежнему прикованы к наручникам.
– Хорошо, Зюзя, как зовут вашего начальника смены, который дежурил в воскресенье вечером?
– Марк Маккуиллен. Он сегодня вечером при Прутке.
– При прутке?
– Он диспетчер, но его зовут Прутом, потому что раньше микрофон стоял на столе на такой ножке вроде прутка. Вот и он – Прут. Знаете, мне кто-то говорил, что он бывший коп.
Босх пристально посмотрел на таксиста и при этом пытался облечь в зрительный образ фамилию Маккуиллен. Роллинз был прав: этот человек в самом деле когда-то служил полицейским. К Гарри вернулось ощущение, что все валится в одну кучу. Только теперь все не просто валилось, а низвергалось. Марк Маккуиллен – это имя из прошлого. Из прошлого Босха и управления.
Наконец он прогнал набежавшие мысли и посмотрел на таксиста.