«Два винных бокала в Боше».
Они называли посудомоечную машину по имени производителя. Гарри понял, что оставил улику. Немного подумал и напечатал:
«Запылились на полке, решил помыть. Рад, что ты интересуешься хозяйством».
Босх сильно сомневался, что дочь примет его версию. Но прошло две минуты, а она не отвечала. Ему стало не по себе из-за того, что он скрыл правду. Но сейчас некогда обсуждать с Мэдди его любовные похождения.
Сочтя, что дал Чу достаточно времени, Босх спустился на лифте на первый этаж, пересек Спринг-стрит и вошел в здание редакции газеты «Лос-Анджелес таймс». Там на нижнем этаже располагалось настоящее кафе. В управлении были только автоматы с закусками. И когда полиция переехала в новое здание, редакция в качестве жеста доброй воли предложила всем полицейским и работникам управления пользоваться их кафе. Босх всегда считал, что это неискреннее предложение продиктовано только финансовыми соображениями – некогда могучая газета прогорала, и руководство решило: пусть хоть кафетерий приносит доход, раз другие службы на это неспособны.
Показав значок и миновав пост охраны, Босх вошел в кафе. Оно располагалось в гротообразном зале, где до этого десятилетиями трудились старые печатные машины. С одной стороны находилась буфетная стойка, с другой – столики. Босх быстро обвел глазами зал, надеясь заметить напарника раньше, чем тот увидит его.
Чу сидел в дальнем конце спиной к нему за одним столиком с женщиной, внешне похожей на латиноамериканку. Она что-то записывала в блокнот. Босх подошел к ним, отодвинул стул и сел. Лица Чу и женщины приняли такое выражение, словно они попали в компанию Чарлза Мэнсона [7] .
– Я передумал насчет кофе, – сказал Босх.
– Гарри, – пробормотал Чу, – а я тут…
– Рассказываешь Эмили о нашем расследовании? – Он посмотрел в упор на Гомез-Гонзмарт. – Я не ошибся, Эмили? Или вы позволите мне называть вас Гони-Гони?
– Гарри, это вовсе не то, что ты подумал, – начал оправдываться Чу.
– Вот как? Неужели? А мне показалось, будто ты пришел в газету и выкладываешь все, что тебе известно о нашем деле.
Быстро протянув руку, он схватил со стола блокнот.
– Эй! – закричала журналистка. – Это мое!
Гари начал читать записи. Они были сделаны в виде стенографии, но он заметил несколько раз повторяющуюся группу букв «Мкн» и фразу «часы + ссадины = ключ».
Этого было достаточно, чтобы подтвердить его подозрения.
– Я ухожу, – объявила Гони-Гони, вырвав у него блокнот.
– Не спешите, – ответил Босх. – Посидите, вам обоим придется изменить планы.
– Вы не имеете права указывать мне! – возмутилась журналистка и так порывисто встала, что стул опрокинулся на спинку.
– Не имею, – согласился детектив. – Но в моих руках будущее и карьера вашего приятеля. Если они для вас что-нибудь значат, вы меня выслушаете.
Он выжидающе глядел на нее. Гомез-Гонзмарт, накинула на плечо ремешок от сумки.
– Эмили, – сказал Чу.
– Мне очень жаль, – ответила она. – А теперь простите – пора идти писать материал.
И удалилась, оставив побледневшего как полотно информатора. Чу смотрел ей вслед, пока Босх не вывел его из ступора.
– Чу, ты понимаешь, что наделал?
– Я думал…
– Ты погорел. Спекся. И теперь тебе лучше подумать, как остановить ее. Что конкретно ты ей сказал?
– Сказал… что мы привезли Маккуиллена и попытаемся его расколоть. Но не важно, признается он или нет: если травмы на теле Ирвинга совпадут с формой его часов, он все равно попался.
Разозлившийся Босх едва сдержался, чтобы не накинуться на Чу и не надавать ему подзатыльников.
– Когда ты начал снабжать ее информацией.
– В тот самый день, когда мы начали расследование. Я знал ее раньше. Несколько лет назад она писала статью, и мы с ней встречались. Она всегда нравилась мне.
– И на этой неделе она объявилась, подергала за веревочку, и ты выложил ей все про мое расследование.
Чу в первый раз поднял на Босха глаза.
– Вот здесь, Гарри, ты попал в точку. Твое расследование, а не наше.
– Но зачем, Дэвид? Зачем ты это сделал?
– Ты сам это сделал. И не называй меня Дэвидом. Я вообще удивляюсь, что ты помнишь мое имя.
– Что? Я это сделал? Что ты мелешь?
– Ты, ты. Отстранил меня от всего, ни к чему не допускаешь, отодвинул в сторону. Сам занимаешься расследованием, а меня бросил на другое дело. И не в первый раз – вечная история. Так с напарником не поступают. Если бы ты правильно вел себя со мной, я бы ничего такого не сделал!
Босх заговорил спокойнее. Он заметил, что сидящие за соседними столиками начали коситься на них. Все они были журналистами.
– Мы больше не напарники, – сказал он. – Закончим эти два дела, и подавай заявление о переводе. Мне безразлично, куда ты денешься, – лишь бы не оставался в нашем отделе. А если заартачишься, я всем расскажу, как ты продал напарника и расследование последней вертихвостке. Ты станешь изгоем, тебя не возьмет ни один отдел, разве что служба внутренней безопасности. Будешь смотреть на всех со стороны.
Босх встал и пошел прочь. Чу едва слышно окликнул его, но он не обернулся.
Когда он вернулся в комнату для допросов номер один, Маккуиллен сидел, сложив на столе руки. Бывший полицейский, явно не догадываясь, какую роль в их разговоре сыграют часы, бросил взгляд на циферблат и поднял глаза на Гарри.
– Тридцать пять минут. Я думал, вы с лихвой перекроете час, – заметил он.
Босх сел напротив и положил на стол перед собой тонкую зеленую папку.
– Извините, – ответил он. – Надо было кое-кого ввести в курс дел.
– Нет проблем. Я позвонил на работу. Если понадобится, меня заменят на всю ночь.
– Отлично. Полагаю, вам известно, почему вы здесь. Надеюсь, у нас состоится разговор по поводу воскресного вечера. Думаю, чтобы защитить вас и формализовать нашу беседу, я обязан зачитать вам ваши права. Вы приехали сюда добровольно, но в моем обычае сообщать людям, в каком они положении.
– Хотите сказать, что меня подозревают в убийстве?
Босх побарабанил пальцами по папке.
– Я бы так не формулировал. Сначала мне необходимо получить ответы на несколько вопросов, а затем я сделаю выводы.
Босх открыл папку и извлек из нее верхний лист: отказ от гарантируемых конституцией прав. В их числе было право потребовать присутствия адвоката во время допроса. Гарри зачитал документ вслух и попросил Маккуиллена подписать. Подал ему ручку, и бывший коп, а теперь диспетчер таксомоторной компании без колебаний поставил подпись.