Человек в песочном пуловере замолчал. Что-то изменилось в его лице. Оно уже не было ни самоуверенным, ни веселым.
– Но вы же знаете, что все равно проиграете, – наконец произнес мой опасный собеседник, – и, несмотря на это, продолжаете упираться. Как-то это все… глуповато…
– Может, и так, – ответил я примирительным тоном. – Но, понимаете, характер у меня такой… гадкий. Ничего не могу с ним поделать, хоть тресни. Может, это у меня от предков? Русаки они были. Простые, честные и в меру добрые ребята. Которые дорожили понятиями «честь», «правда», «Родина», «Держава». И служили ей, не ожидая почестей и наград. И любили, не рассчитывая на взаимность. Вот и моя фамилия – Русаков. Наверное, это генное… – Я несколько мгновений помолчал, глядя, как темнеет лицо человека в песочном пуловере, а потом спросил: – Может, все же чаю? Нет… Можно соку апельсинового, а то у вас цвет лица начинает портиться. У меня есть вафли. Недельной давности, но все же…
Мой собеседник, как я и предполагал ранее, посмотрел в сторону человека в сером костюме и кивнул. Тот подошел ко мне и обхватил меня как железным обручем, лишив возможности сопротивляться. Потом перед моими глазами сверкнул нож с кривым лезвием.
– Ну, вот и все, – произнес человек в песочном пуловере, доверительно наклонившись ко мне. – Ничего не хочешь сказать напоследок?
– Хочу, – прохрипел я.
– Ну, говори, – усмехнулся он.
– Зря вы все же отказались от чая, он у меня настоящий, индийский…
– Давай, – сказал человек в песочном пуловере.
Я закрыл глаза. Сейчас этот, в сером костюме, профессиональным движением полоснет по горлу, и я захлебнусь в собственной крови. Я еще поживу минуты полторы, пытаясь остановить кровь, а потом потеряю сознание. Вместе с жизнью…
Но хватка вдруг ослабла. Какое-то время я посидел еще с закрытыми глазами, а потом открыл их. Мой собеседник в песочном пуловере от Кельвина Кляйна и человек в сером костюме стояли в коридоре.
– Уже уходите? – с печалью в голосе проговорил я, что удалось с большим трудом, поскольку все мое тело ликовало: жив, жив! – А как же чай?
– Позже, – ответил человек в песочном пуловере, чуть усмехаясь. – Когда мы все закончим, я к вам обязательно зайду… На огонек!
– Буду ждать! – голосом радушного хозяина сказал я и нашел в себе силы подняться с дивана. – А пока позвольте вас проводить…
Перед тем как открыть дверь, человек в песочном пуловере спокойно посмотрел на меня и произнес:
– А знаете, почему мы вас не убили?
– Почему? – поднял я брови, изображая крайнее удивление.
– Потому что вы для нас не опасны. Чем может помешать слону муравей? – Он попытался придать своему взгляду презрительное выражение, но у него не очень получилось. – И еще я хочу, чтобы вы немного пожили и воочию увидели результаты нашей работы. Поверьте, ждать осталось совсем не долго…
Они ушли, а я какое-то время простоял в коридоре, переживая все, что со мной произошло, и покрываясь холодными мурашками. Затем закрыл дверь, прошел на кухню и достал початую бутылку водки. Когда наливал ее в стакан, руки мои мелко подрагивали. Опрокинув почти полный стакан водки в два глотка, я занюхал ее кусочком ржаного хлеба и вернулся в комнату. Посмотрел на стул. Потом на диван. И бухнулся на него, убеждая себя в том, что все, что только что случилось в этой комнате, всего лишь сон. И что я все еще сплю.
И я действительно уснул…
Звонок. Длинный, почти не прекращающийся. Это что, те двое решили вернуться, чтобы меня все-таки убить? Нет уж, фигушки. Не открою, я еще поцепляюсь за жизнь.
Снова звонок. Потом стук. Громкий, сильный. Кого еще несет посереди ночи?
Я встал, прошлепал к двери и громко крикнул:
– Кто?
За дверью молчание. Недолгое, всего несколько секунд. Очевидно, человек за дверью соображал, как себя назвать. И это не очень ему удавалось, судя по наступившей тишине.
– Это полковник…
Сообразил, однако.
А какой полковник, кстати? Эдак и я начну стучаться в каждую дверь и называть себя полковником. Или даже генералом. Дескать, открывайте немедленно! Генерал пришел! А генералам ждать не положено. Двери перед ними должны моментально распахиваться. По первому требованию. Причем любые…
– Какой еще полковник? – спросил я в дверь.
– Тот самый, с которым ты сегодня говорил, – послышался ответ.
Я открыл, и в коридор уверенно вошли «полковник», а следом за ним и «Костя».
– Они у тебя были? – спросил полковник, осматриваясь.
– Были, – ответил я.
– Что говорили?
– Говорил один, второй стоял поодаль и держал меня «на мушке».
– Ну и что говорил этот один?
– Пугал.
– А еще?
– А еще он сказал, что у него нет ни чести, ни совести. И что эти понятия уже стали анахронизмом. С их помощью…
– Гм, сильное заявление. А что еще?
– Что у них везде есть свои люди: в министерствах, правительстве, Думе, полиции, в науке, культуре, средствах массовой информации… И в фээсбэ тоже, – добавил я, искоса глянув на «полковника». – Причем люди эти занимают ключевые позиции.
– Туфта это! – резко бросил седоватый гость. – Блеф!
– Ага, туфта… Не надо так со мной, господин полковник, – усмехнулся я. – Если вы и правда полковник фээсбэ, то вам, конечно, известно больше, нежели мне…
– Да уж, конечно, – прервал он меня, но его реплика не помешала мне договорить:
– В том числе вам хорошо известно, что этот человек сказал мне правду. Вспомните, сколько и каких чиновников уехали из Москвы буквально за пару дней до наступления аномальной жары. У кого-то был плановый отпуск, понимаю. А остальные? Почему они сбежали из Москвы, как крысы? Потому что знали, что корабль – в данном случае Москва – может затонуть и что эта жара – запланированная акция. И что все должно было кончиться гибелью сотен тысяч, если не миллионов москвичей. Что, не так разве? И вам наверняка известны фамилии этих чиновников и их должности. Только вот никто не дает вам команду «фас», чтобы прижать этих негодяев. И не даст… И вы сами понимаете, почему…
Полковник открыл было рот, намереваясь что-то возразить, но промолчал. Очевидно, возразить было нечего.
– Двое наших сотрудников, что должны были присматривать за тобой, убиты, – после недолгого молчания произнес он.
– Искренне сочувствую.
– А тебя почему не убили?
– Он сказал, что я не представляю для них никакой опасности и ничем не смогу им помешать, – ответил я. – И что он хочет, чтобы я воочию в этом убедился, поскольку, как он выразился, «ждать осталось совсем недолго».