Она почти не соврала.
Страшно.
Жутко. И лампочка светит постоянно. Выложенная белым кафелем клетка невелика: пять на пять шагов. Потолок высокий. Жгут провода. Лампа. И лестница наверх. Десяток ступеней, которые заканчиваются дверью.
– Ты пыталась убежать, – с упреком произнес Минотавр и легонько хлопнул по губам.
– Нет!
– Да, – он снова ударил, уже сильнее, и Аня поспешно облизала губы. – Ты поднялась по лестнице…
…Следит?
Как она раньше не подумала. Конечно, следит. Спрятал камеры и… и да, она пыталась сбежать. А кто бы на ее месте не попытался? Ей казалось, что если дверь обыкновенная, то Аня с нею справится. А дверь оказалась железной, гладкой. С внутренней стороны не было ни ручки, ни даже ячейки замка. И Аня сидела у этой двери, скреблась, едва не воя от отчаяния.
– Прости. Я больше не буду.
Она склонила голову, и это понравилось Минотавру.
– Пить хочешь? – почти нормальным голосом спросил он.
– Да.
– Пей.
Бутылку в руки снова не дал. Смотрел, как Аня глотает, жадно, стараясь не пролить ни капли, а вода течет по щекам, подбородку.
…Ее ищут. Должны были хватиться. Сколько дней прошло? Аня не знает. Здесь, в белой комнате, нет ни дня, ни ночи. И лампа светит одинаково, и ощущения все смешались… и Минотавр приходит… сколько раз в день?
…Но должны были хватиться. Аня рассказала о свидании Ольке, а Олька могла решить, что Аня осталась у нового старого знакомого и прикроет перед мамой… но ведь через день или через два забеспокоится…
– Тебя не найдут здесь, – он словно заглянул во всполошенные мысли Анны. – Об этом месте мало кому известно.
– Ты готовился?
– Конечно, – он отобрал бутылку, в которой еще оставалось глотка два.
…От жажды он ей умереть не позволит.
И от голода.
Что приготовил? И нужно ли Ане знать? Неизвестность, конечно, страшит, но сейчас у нее хотя бы надежда имеется. А надежда – само по себе много. Аня раньше не представляла, насколько много…
– Мне нравится, что ты не плачешь, как другие.
– А были другие?
Он поднес к губам кусок мяса, и Аня раскрыла рот. В конце концов, вдруг да правы те, кто рассказывает, будто маньяк способен жертву пожалеть? Нет, Ане не нужна жалость, но… если он привыкнет, если Аня понравится ему, то…
– Были, – он произнес это с затаенной гордостью.
Сумасшедший.
– Расскажи.
– Зачем?
– Просто интересно… – Аня с трудом разжевала кусок. Готовил он отвратительно, и мясо несоленое, лишенное приправ, было почти несъедобно. Впрочем, в ее ли положении капризничать?
– Я их убил.
В этом Аня не сомневалась. И цепляясь за нить странной их беседы, спросила:
– И меня ты… собираешься?
Он не ответил, но заткнул рот куском мяса.
– Тавр, любимец Миноса, был родом из земли Пут. Никто не знает, где эта земля, о ней упоминается лишь единожды. И есть мнение, что земли этой вовсе не существовало. Прежде люди полагали мир иным, плоским и огромным, населенным самыми причудливыми существами. И сам Тавр, называвший себя потомком северных варваров, вряд ли был в полной мере человеком.
Аня раскрывала рот.
Жевала. Слушала. Она была внимательна, как никогда прежде. Ей очень не хотелось умирать.
– Он появился на Крите, когда Минос был еще мал. И уже тогда того поразила не только сила его, но и нечеловеческая жестокость. Тавр не щадил ни сильных, ни слабых, ни стариков, ни детей, ни женщин, ни мужчин, он готов был убить любого, на кого укажет царь. Собачья верность.
Слушала. И жевала. Смотрела в бледные глаза, которые вспыхивали, потому что та, давняя история, тревожила Минотавра.
Кем он себя вообразил? Помесью быка и человека? Или же древним варваром из земли Пут?
– Минос эту верность оценил. Он приблизил варвара к себе, наделив немалой властью. Многие полагали это опасным, потому как вдруг да взбредет Тавру избавиться и от самого Миноса? Но царь был уверен в своем любимце. И ради него затевал игры. Всякий свободный человек мог бросить Тавру вызов. Если побеждал, то получал все имущество варвара, а оно было немалым. А если проигрывал, то оставался во власти его на семь лет… говорят, что многие афиняне пытались одолеть Тавра. Отсюда и пошла легенда об афинских юношах и девушках, которых отдавали на растерзание ужасному чудовищу.
Он отставил опустевшую тарелку и неожиданно погладил Аню по волосам.
– На самом деле он вовсе не был чудовищем. Человеком – да. Сильным. Свирепым. И верным. А что как не верность заслуживает похвалы?
– Ты… много о нем знаешь.
– Да, – это было произнесено без гордости. – Я должен. Я его наследник.
И Минотавр поднялся.
– Быком Тавра прозвали из-за шлема, украшенного рогами дикого тура… полагаю, ему нравилось.
Он ушел. Как-то очень быстро ушел, забыв бутылку с недопитой водой. Прежде за ним подобного не водилось. И стало быть, сама эта история действительно волновала его.
Аня встала на корточки и, добравшись до бутылки, прижала ее к животу.
Она выберется.
Обязательно.
Иллария на ночь не осталась. Наверное, это было правильно, но теперь после ее ухода Иван чувствовал себя… брошенным? Тоска навалилась, глухая, волчья. Впору и вправду на луну завыть, да с переливами. Или напиться, но он слово дал, что пить не станет. Но Лара не поверила и последнюю бутылку с собой забрала. Бессмыслица какая… если совсем невмоготу станет, то магазин рядом. Машке он не нравился, маленький, а Иван, напротив, неудобно себя в супермаркетах чувствовал, слишком много всего вокруг, и в результате вечно он что-то забывал.
Машки нет.
Она ушла к любовнику…
В голове не укладывалось. Машка и любовник. Она же была такой… искренней. Светлой. Девочка его… а может, сочинила все Ларка? Тощая завистливая женщина.
Чего ради?
Просто так… кто их, женщин, поймет?
Но не спокойно. Явилась. Растревожила рану. И исчезла, будто так и надо… выпить не оставила.
Что оставила?
Запах духов, цветочно-горьковатый, навязчивый. Иван раздраженно открыл окна. И теплый летний воздух запах вымел, но стало еще хуже. А ведь уснуть не выйдет, до утра еще долго и…
…И все можно проверить. Вот он, Машкин ноут, розовый, аккуратный, стоит на краю туалетного столика. Странно, что не изъяли, но пока не изъяли, то…
…Валентин ответил сразу. И просьбу выслушав, буркнул.