— Как старомодно звучит! — прокомментировал Мелльберг.
— Всегда есть родители, ностальгирующие по старым добрым временам. На это Руне Эльвандер и рассчитывал, — пояснил Йоста и продолжил рассказ: — Мать Эббы звали Инес. Двадцать три года, то есть намного моложе мужа — ему было за пятьдесят. У Руне остались трое детей от прежнего брака: Клаэс девятнадцати лет, Аннели шестнадцати и Юхан девяти. Их мать Карла умерла несколько лет назад, и Эльвандер снова женился. По словам воспитанников интерната, в семье было не без проблем, но подробностей они не рассказывали.
— Сколько воспитанников числилось в интернате? — спросил Мартин.
— Около двадцати человек. Кроме Руне, было еще двое учителей, но они тоже уехали на каникулы.
— И у них всех было алиби, полагаю? — произнес Патрик.
— Да, один праздновал Пасху у родственников в Стокгольме. Второго мы вначале подозревали, потому что он изворачивался и не хотел рассказывать, где находился, но потом выяснилось, что он был со своим любовником и не хотел, чтобы в школе узнали о его ориентации.
— А остальных учеников, которых не было на острове, проверили? — продолжал спрашивать Хедстрём.
— Каждого. И каждый смог доказать, что праздновал Пасху дома. Кстати, все родители были довольны тем положительным влиянием, которое на их детей оказала школа, и возмущены тем, что интернат закрыли. Мне показалось, что многие были рады отослать детей подальше и не хотели, чтобы они приезжали даже на каникулы.
— Так вы не нашли никаких улик, указывающих на то, что с семьей что-то случилось?
Йоста покачал головой.
— Конечно, у нас не было тогда такого оборудования, как сейчас, но мы сделали все, что в наших силах. Однако так ничего и не нашли. При этом у меня всегда было ощущение, что мы что-то упустили, но я не знаю что.
— Что стало с девочкой? — спросила Анника, переживавшая за всех детей на планете.
— Живых родственников у нее не было, так что ее, насколько мне известно, отдали приемной семье в Гётеборге, — ответил Флюгаре и уставился на свои руки. — Отважусь сказать, что мы сделали свою работу хорошо. Изучили все версии, попытались восстановить картину происшествия, продумали мотивы. Мы изучили прошлое Руне, но скелетов в шкафу не обнаружили. Опросили всех жителей деревни, но никто не видел ничего странного. Рассмотрели это дело со всех сторон, но у нас не было улик, а без улик невозможно было бы сказать, убили ли их, или увезли с острова, или они покинули его сами.
— Интригующая история, — протянул Мелльберг и, прокашлявшись, добавил: — Но я по-прежнему не понимаю, зачем мы в ней копаемся. Зачем усложнять вещи? Либо Эбба с мужем сами подожгли дом, либо это подростки так развлекаются.
— Слишком уж опасное развлечение для подростков, — отметил Патрик. — Если им так хотелось что-то поджечь, можно было сделать это в деревне. Зачем ехать на остров? И, как мы уже сказали, Мартин занимается этим вопросом. Но чем больше я слышу об этом старом деле, тем больше мне кажется, что этот поджог имеет отношение к исчезновению семьи Эббы.
— Вечно ты со своими предчувствиями, — заметил Бертиль. — Тебе же сказали, что нет никаких улик. Знаю, что в прошлом ты часто оказывался прав, но не на этот раз.
Начальник поднялся, показывая, что разговор окончен. Видно было, что он доволен своей последней фразой.
Патрик пожал плечами и, как всегда, не стал серьезно относиться к словам Мелльберга. Он уже давно перестал прислушиваться к мнению шефа. Раздав задания, Хедстрём объявил собрание закрытым.
По дороге из кухни Мартин отвел Патрика в сторонку и спросил:
— Можно мне отлучиться после обеда? Знаю, что надо было раньше предупредить, но…
— Конечно, можешь, если это что-то важное. О чем речь?
Молин заколебался:
— Это личное. Я бы не хотел пока говорить, если можно.
По тону его голоса Хедстрём понял, что лучше не расспрашивать дальше, но его сильно задело то, что Мартин не хочет поделиться с ним своими проблемами. Патрику казалось, что за годы работы они стали близкими друзьями. Обидно, что он не доверяет ему настолько, чтобы рассказать, что его беспокоит.
Словно прочитав его мысли, Молин пояснил:
— Мне вправду тяжело об этом говорить. Я точно могу уйти после обеда?
— Конечно, иди.
Грустно улыбнувшись, напарник развернулся, чтобы пойти в свой кабинет.
— Мартин! — крикнул ему вслед Патрик. — Я всегда готов тебя выслушать!
— Я знаю, — ответил тот и ушел.
Спускаясь по лестнице со второго этажа, Анна уже знала, что увидит в кухне Дана, в застиранном халате, с кружкой кофе в руке, погруженного в газету.
Со словами «Доброе утро, дорогая!» он потянулся, чтобы поцеловать жену.
— Доброе утро, — ответила Анна, уворачиваясь. — У меня ужасное дыхание по утрам, — добавила она, извиняясь, но было поздно. Не говоря ни слова, Дан встал и отнес кружку в мойку.
Почему это так чертовски сложно? Все, что она ни делала, было неправильно. Анна пыталась вернуть прошлое, хотела, чтобы все было как раньше, но это ей не удавалось. В их отношениях больше не было тех легкости и естественности, которые так необходимы для нормального общения. Она подошла к Дану, стоявшему у раковины, обхватила его руками за талию и прижалась щекой к его спине. Но чувствовала она при этом одни лишь раздражение и напряженность. Они передавались и ее мужу, вызывая у него желание отстраниться и убивая всякую потребность в общении. Со вздохом молодая женщина разжала руки и вернулась к столу.
— Мне нужно начать работать, — сказала она, взяв ломоть хлеба.
Дан повернулся и скрестил руки на груди.
— И чем бы ты хотела заняться? — поинтересовался он.
Анна потянула с ответом.
— Я хотела бы начать свое дело, — сказала она наконец.
— Это же великолепная идея! Какое? Магазин? Я могу узнать про пустующие помещения.
На лице его была написана такая радость, что Анна тут же пожалела, что рассказала мужу о своих планах. Это была ее идея, и ей не хотелось ни с кем ею делиться. Почему? Она и сама не знала.
— Я хочу все сделать сама, — отрезала она.
Улыбка сползла с лица Дана.
— Ну и делай, — бросил он и вернулся к мытью посуды.
«Черт, черт, черт!» — выругалась про себя Анна и крепко сцепила руки.
— Я думала про магазин. Но я также думала про оформление интерьеров на заказ, подбор антикварной мебели и все такое… — проговорила она, вновь пытаясь сгладить неловкую ситуацию.
Она болтала, надеясь вернуть интерес Дана, но тот не отвечал. Его спина оставалась напряженной, и он даже не взглянул на супругу. Анна отложила бутерброд на тарелку. У нее пропал аппетит.