* * *
Он назвал его имя. Григорий Брушко. Он должен идти. В гримерке его окружали знакомые, родные лица. Все нервничали, были напряжены. Одна большая семья, где все любили Матвея как сына, брата, мужа. Там же, в студии, он увидит сейчас ее, Ингу…
Он медленно шел по коридору за девушкой, ассистенткой Журавлева, и зрение стало отказывать ему. Все расплывалось перед глазами. Горло словно свело судорогой.
Распахнулась дверь. Словно в ад. Мощный прожектор оставил его на мгновение наедине с самим собой, с его сомнениями, затем перед его мысленным взором пронеслись все эти годы, наполненные страданиями, болью и огромной любовью к мальчику, за которого он готов был отдать жизнь.
– Сынок… – прошептал он, и силы вернулись к нему, мысли стали ясными, все приобрело смысл. – Сынок…
Он бодрым шагом подошел к сидящему на белоснежном студийном диванчике Матвею, одетому с иголочки молодому человеку с бледным одухотворенным лицом, и крепко его обнял:
– Сынок!