– Так, – жестко сказал отец, сунув трубку в карман, – любые свои передвижения отныне ты согласовываешь со мной.
– Что-то случилось? – испуганно спросила она.
Вячеслав Алексеевич посмотрел на нее строгим взглядом.
– Я остаюсь здесь.
Деревня Чистовитое
ноябрь 1943 года
Манька открыла дверь и прошла из сеней в кухню. В хате было темно, пахло сеном и кислой опарой. Так пахло, когда мать натирала картошек, сцеживала воду и ставила кваситься. Утром, как встанет, подобьет тесто, растопит печь, скатает кругляш и посадит его на капустный лист. Сунет в печь, к обеду вытащит – вот тебе и картофельный хлеб.
– Маня! – С печи посыпалась ребятня. – Манька пришла!
Она обняла всех троих, прижавшихся к ее коленям и животу.
– Ты насовсем? – спросил самый старший. – От Петруши ушла?
Манька молчком села на лавку, сложила руки и низко склонила голову. Во дворе заскрипели ворота, в сенях стукнула дверь. В хату зашла мать, чиркнула спичкой, зажгла на припечке лучину.
Обернулась, увидела Маньку:
– Из хаты выгоню, суку!
Манька ничего не ответила, только ниже склонила голову.
Ребята влезли на печь. Теперь оттуда выглядывали их испуганные чумазые лица.
Мать подошла к Маньке и тяжело села на лавку.
– К мужику собираешься возвращаться?
– Да кто же меня примет? Кустиха сказала: иди откуда пришла. Ты ж сама на Обмолотках была.
– И здесь тебе делать нечего. Осрамила мать перед людями. Уходи, век бы не видеть тебя, бесстыжую.
– Куда ж мне идти? – Манька испуганно смотрела на мать. – На улице – снег, а у меня – лапоточки.
Мать встала, прошла в сени и скоро вернулась. В руках – огромные валенки, задник подшит кожей. Поставила их у лавки и отправилась в комнату. Вышла оттуда с белыми отцовскими кальсонами. Бросила их на валенки.
– Вот. Утром иди в Муртук, в леспромхоз.
– Мамонька! До Муртука сорок километров! По снегу я не дойду!
– Туда дорога прямая. В Нарве [12] Ману по льду перейдешь. Лед уже встал. Потом река Колба, а там и до Муртука недалёко. Спросишь, где живет Мария Саввична. Тетка не выгонит, приютит.
Дети на печке тихонечко заскулили:
– Жалко Манечку… Мамонька, не гони-и-и…
Мать злобно зыркнула, и головы вмиг попрятались. Она задула лучину, прошла в комнату и перед тем, как закрыть за собой дощатые створки, сказала:
– Я прощаю, и Бог простит. Утром уходи!
Манька осталась сидеть на лавке. В окно поскребли. Она вскочила и выглянула во двор. В темноте не разглядела, бросилась в сени, оттуда – к воротам.
У ворот к ней прижался Петруша.
– Матка твоя бабам сказала – прогонит тебя.
– Утром уйду в Муртук.
– Манечка… – Петруша заплакал. – Жалею тебя, бедную. – Он погладил ее по платку. – Видать, больше не увидимся.
Петруша вынул из-за пазухи тряпочку, в которую было завернуто что-то мягкое.
– Бери.
– Что это?
– Блины. С Обмолоток припрятал.
– Спасибо тебе, Петруша. – Она поцеловала его в голову. – Лихом не поминай.
Потом Манька слышала, как он плакал по дороге домой – в голос, будто ребенок.
Она ушла из деревни утром. Еще было темно. Влезла на горку, в последний раз посмотрела на темные избы, на клуб в дальнем конце деревни.
Ребеночек в животе заворочался.
Она улыбнулась и затопала огромными валенками по снежной дороге.
Дайнека стояла в дверях ванной и смотрела, как бреется отец.
– Я ненадолго съезжу на работу, – сказал он. – Потом, если хочешь, пойдем в кино.
Дайнека смотрела и улыбалась.
– Пойдем? – спросил Вячеслав Алексеевич.
– Куда? – Она будто не слышала того, что он сказал.
– В кино. Или, если хочешь, телевизор посмотрим.
– В кино пойдем и телевизор посмотрим. Мне все равно, лишь бы с тобой.
Вытирая полотенцем лицо, Вячеслав Алексеевич одной рукой обнял дочь.
– Какая же ты у меня еще маленькая.
– Можно я поеду с тобой?
Его лицо посуровело.
– Опять что-то задумала?
Глаза Дайнеки были честны.
– Нужно заехать в одно место.
– Куда?
– В редакцию газеты «Литературный вестник».
– Зачем?
– Оставишь меня там, потом на обратном пути заберешь.
– Ты не расслышала? Я спросил.
– Зачем? – Дайнека повторила вопрос и тут же ответила на него: – Нужно поговорить с главным редактором.
– Тема вашего разговора?
– Роман Василия Тихонова «Земная правда».
Отец отбросил полотенце, крепко взял ее за хрупкие плечи и развернул к себе.
– Для чего тебе это?
– Вот поговорю с ним – потом тебе расскажу.
– Сейчас говори. Иначе останешься дома.
– Ну, хорошо… Это насчет плагиата.
– Чего?
– Многие считают, что Тихонов присвоил себе текст, который написал другой человек, его родственник.
– А ты здесь при чем? – с недоумением поинтересовался Вячеслав Алексеевич.
– В общем-то, ни при чем. Просто интересно.
– Ты дочитала роман?
– Вчера.
– И как он тебе?
– Чего-то в нем не хватает. Но, в общем – торкнуло.
– Классиков критикуем?
Дайнека знала, что в этот момент нужно улыбнуться, и отец согласится.
– Ну, хорошо. Собирайся, поедем. Надеюсь, ты знаешь, где это.
– Как раз по дороге, – прощебетала она и кинулась одеваться.
Всю дорогу они ехали в приподнятом настроении. Говорили о пустяках, о том, что видели из окон автомобиля. Так продолжалось до тех пор, пока Дайнека не спросила:
– Пап, а чья это машина?
– Которая? – Отец покрутил головой.
– Тот «Бентли», что стоял у нас во дворе. Тебе сказали имя хозяина?