Дайнека налила кипяток в его кружку.
– Когда ты проверял комнаты, в шкафы-то наверняка не заглядывал.
– Плохо ты ее знаешь. Она вся на понтах, в шкаф не полезет.
– Я вообще ее не знаю. Так, встретила случайно в подъезде… Послушай, а чемодан у нее был?
– При чем здесь чемодан? – Сергей перестал жевать и посмотрел на Дайнеку.
– Я слышала ее разговор. Этим утром она должна была улететь.
– Подожди! – он метнулся к двери и выскочил из квартиры. Когда вернулся, запыхавшись, сказал: – Есть чемодан, его нашли полицейские.
– В спальне? – спросила Дайнека.
– В гримерке, – поправил ее Сергей.
– До того, как появилась гримерка, там была спальня.
– Ты про кровать?
– Это же ясно – она на ней спала.
– Но как она попала в квартиру?
– Ее кто-то впустил или дал ей ключ.
– Но ключ находится у меня! – воскликнул Сергей. – Я открываю утром, я замыкаю дверь после окончания съемок.
– Дубликат ключа легко сделать. Ты где его взял?
– У хозяина.
– Больше ни у кого его нет?
– Ни у кого. Я не успел заказать дубликаты.
– Кому ты должен их отдать?
– Директору, режиссеру, еще – костюмерам.
– Как же Полежаева туда попала?
Сергей пожал плечами, давая понять. что у него на этот счет нет никаких соображений.
– Полиция разберется.
– А если не разберется? – Дайнека посмотрела на него строго, будто с упреком. – Во сколько вчера закончилась съемка?
– Ровно в девять.
– В два часа ночи я слышала там шаги.
– Выходит, она пришла в два часа.
– Нет, она пришла раньше и, я думаю, не одна.
– Откуда ты знаешь?
– Видела, как он уходил.
– Кто?
– Мужчина, – у Дайнеки вытянулось лицо, и она прошептала: – Да ведь это он ее и убил.
– Подожди, давай по порядку. Ты услышала шаги…
– Сначала шаги были над моей спальней, потом направились к двери, я пошла, взглянула в глазок. На третьем этаже хлопнула дверь, и по лестнице спустился мужчина.
– Ты его видела?
– Так же, как тебя сейчас.
– Описать сможешь?
Дайнека отрицательно покачала головой.
– Нет, он отвернулся.
– Во что был одет?
– Я не запомнила, – она виновато опустила глаза. – Помню только, что он чуть задержался на лестничной площадке напротив моей квартиры. Это звучит нелепо, но мне показалось: он что-то выпил или закинул в рот.
– Помнишь, какого он роста?
– Разве через глазок разберешь…
– Следователю сказала?
– Нет.
– Почему?
– Он не стал со мной разговаривать, велел с отцом приходить.
Сергей вскочил с места.
– Тебе нужно немедленно обо всем рассказать следователю.
– Он не станет меня слушать.
– Тогда срочно звони отцу!
Дайнека взяла телефон и позвонила:
– Папа, тебе нужно приехать.
Она рассказала ему о том, что случилось.
Когда нажала отбой и положила трубку на стол, Сергей у нее спросил:
– Ну что?
– Велел сидеть дома, ждать его и никому ничего не рассказывать.
Дайнеку мучила совесть, потому что она соврала отцу.
Когда он спросил, кому еще она рассказала о том, что видела ночью, ответила – никому. Теперь ко всем ее неприятностям прибавились приступы внутренней дисгармонии.
Да, ей приходилось иногда привирать. Но она не считала себя патологической лгуньей. Значительная часть вранья подпадала под спасительное определение «во благо». И в самом деле: зачем папу волновать?
Прикинув, что он приедет часа через два, Дайнека решила зайти к Нине.
– Как ты? – спросила та, впуская ее в прихожую.
– Уже хорошо.
Из комнаты вышла Эльза Тимофеевна, в руках у нее было вязанье.
– Проходи, мы тут с Ниной в гостиной сидим. Слышала, что случилось у Тихонова?
Дайнека устроилась в кресле, подогнув под себя ногу.
– Его фамилия Тихонов? – Она вспомнила свое первое посещение квартиры на третьем этаже. – Я имею в виду старика.
Не отрываясь от вязанья, Эльза Тимофеевна посмотрела на нее поверх очков.
– Тихонов Василий Иванович. Неужели ты с ним не знакома?
– Видела несколько раз.
– Я имела в виду его творчество.
Дайнека от любопытства разинула рот.
– Он артист?
– Да будет тебе… – взмахнула рукой старушка.
А Нина, не стесняясь, расхохоталась.
– Темный ты человек.
– Ну нет, ну серьезно…
Эльза Тимофеевна отложила вязанье, как будто придавая большое значение тому, что сейчас скажет:
– Василий Иванович Тихонов – классик советской литературы.
– Писатель? – на всякий случай уточнила Дайнека.
– Говорю тебе – классик. Одно время его книги были в школьной программе.
– Мы точно его не проходили, – заметила Нина.
– А я даже не слышала. – Дайнека расстроилась, почувствовав себя полной невеждой.
Эльза Тимофеевна вернулась к своим спицам.
– Это неудивительно. У вас была другая программа. Время другое.
– Бабуль, ты сама хоть одну его книгу читала? – спросила Нина.
– У него один роман только и был.
Дайнека облегченно вздохнула: значит, не так много она пропустила.
– А вы говорите – классик…
– Не только я это говорю. В советские времена про него в газетах писали, по телевизору показывали… Помню, фильм по его роману снимали. Вообще вокруг его имени много всяких слухов ходило.
– Каких? – Нина подобрала с пола клубок и придвинулась ближе.
– Говорили, что он присвоил чужой роман и выдал за свой. Плагиатором называли.
– Это доказано? – поинтересовалась Дайнека.
– Нет.
– А пробовали?
– Была одна статья в литературной газете, из-за нее потом много спорили. Дескать, такой объемный зрелый жизненный труд не мог написать двадцатилетний юнец. И действительно, в момент написания романа Тихонову было всего двадцать два.