Клинков выглянул в подъезд, а затем торопливо закрыл дверь и защелкнул замок.
— Проходите в кухню, — сказал парню Юрий Петрович.
Но тот не шелохнулся. Он стоял и пристально, с каким-то странным, мрачноватым интересом разглядывал Корсака. А потом разлепил губы и негромко сказал:
— Вы знаете, что моя мама умерла? Ее убили. Сожгли заживо.
Глеб побледнел. Клинков открыл от изумления рот, а затем хрипло пробормотал:
— Черт…
— Это вы убили ее, верно? — спокойно спросил у Глеба художник.
Корсак перевел дух и попытался взять себя в руки.
— Павел… — заговорил он. — Понимаешь, твоя мама запуталась. Выбрала тьму вместо света. И я вовсе не хотел…
Павел покачал головой.
— Нет, — спокойно сказал он. — Это вы выбрали тьму.
Он вынул правую руку из кармана куртки, и Глеб увидел небольшой черный пистолет, зажатый в его смуглых пальцах.
— Боже! — выдохнул Клинков и попятился к кухне.
Глеб посмотрел на оружие удивленно.
— Павел, ты не понимаешь…
Художник нажал на спуск. Выстрел прогремел негромко и сухо, как отрывистый лай собаки. Корсак, по-прежнему глядя на Павла, прижал руки к багровому пятну, расплывающемуся у него на рубашке чуть пониже груди.
Павел опустил руку и разжал пальцы. Пистолет с глухим стуком упал на ковролин. Парень повернулся, неторопливо подошел к двери, открыл ее и вышел из квартиры.
Глеб пошатнулся, а затем рухнул на руки Клинкову. Библиотекарь, побагровев от напряжения, опустил его на пол. Глеб посмотрел на него помутившимся взглядом и пробормотал:
— Я сам… Сам в себя выстрелил.
— Глеб Олегович, молчите, — взмолился библиотекарь. — Берегите силы.
Глеб посмотрел на пол, нашел взглядом пистолет и протянул к нему руку. Затем коснулся его пальцами, с усилием притянул пистолет к себе и обхватил черную рукоять окровавленными пальцами.
— Вот так, — удовлетворенно прошептал Глеб и закрыл глаза.