– Случалось мне и добывать золото. Мыл в ручьях, копал в руднике. Сколько через мои руки этой жёлтой дряни прошло, а ни крупинки не прилипло. Всё карты да кости, будь они прокляты. Я вообще-то парень башковитый. Но это сильнее меня: Игра – она… – Рид поэтически развёл руками… – Она как счастье. Или как невиданная красавица, которая одарит тебя одним-единственным взглядом, одной улыбкой. И знаешь ведь, что никогда не будет твоей, а всё надеешься, на других баб и смотреть не хочешь. После такой улыбки, всё остальное зола да пепел. М-да… – Он грустно улыбнулся, доставая трубку, сделанную из кукурузного початка. – Всего один раз в жизни сфартило мне по-настоящему. Садился за стол, имел при себе два слитка, в полторы сотни. А когда встал, сгрёб в шляпу целых три тысячи. В семьдесят четвёртом это было, в Чёрных Горах, в самый разгар золотой лихорадки. Поехал домой, в Саванну, где со времён рабства ни разу не был. В белой коляске подкатил, с жемчужиной в галстуке, что твой король. И посватался к лучшей чёрной девушке во всём штате, некоей мисс Флоренс Дюбуа Франклин. Какая красавица, если б вы только видели! Не ревнуй, Пегги, тебя тогда ещё на свете не было.
Он шутливо ткнул лошадь в затылок, та мотнула головой.
– Отказала? – спросил Фандорин.
Они ехали через Бутылочное Горло, и он немного отстал – рядом было тесновато.
– Согласилась. Я ведь не такой, как сейчас был. Весёлый, красивый, с медалями на груди (я их потом все в покер проиграл). Поеду, говорю, на Запад, присмотрю для нас подходящее ранчо, а потом тебя выпишу. Она, говорит, езжай, я буду ждать сколько понадобится… Э-эх, в первом же городе, не хочу даже вспоминать его название, продул все деньги вместе с коляской, жемчужиной из галстука и самим галстуком… В Саванне больше никогда не был и уж вряд ли буду. Надеюсь только, что Флоренс Дюбуа Франклин ждала меня не слишком долго…
Он повесил голову, завздыхал, и его лошадь тоже фыркнула, будто почуяла настроение хозяина.
– Как вам удаётся обходиться без стремян и шпор? – Фандорин давно уже обратил внимание на эту странность. – Тоже проиграли?
– С такой умницей как Пегги мне без надобности. Я и к уздечке, считай, никогда не прикасаюсь. Моей лошадке довольно сказать, и сделает. Даже говорить не надо, сама знает. Не верите? Спорим на доллар, я ей скажу: «Пегги, остановись у того камня», и она встанет.
Эраст Петрович засмеялся.
– Ну-ка, старушка, – наклонился к уху своей серой Рид. – Видишь большой бульник, что похож на голову быка? Остановись-ка там.
Возможно, тут был какой-то трюк – к примеру, он тихонько тронул бок лошади каблуком или ещё что-то, но в указанном месте Пегги остановилась как вкопанная.
Негр обнял её за шею и поцеловал.
– Только она одна на всём белом свете меня понимает и любит. Я знаете, чего ужасно боюсь? Что помру раньше неё. Кому достанется моя Пегги? Как с ней будут обращаться?
Скалы раздвинулись. За рощей уже начинались земли селестианцев.
В этот глухой час над Долиной Мечты повисла особая, недобрая тишина. Ни шелеста листвы, ни журчания воды – ни звука. Лишь перестук копыт.
Рид все чаще озирался вокруг, его лошадка ускорила ход и перешла на неуклюжую, развалистую рысцу.
Когда на ветке, прямо над головой у путников, заухал филин, негр схватился за сердце.
– Пегги, стой! Уф… – Было слышно, как у Рида клацают зубы. – Знаете что, сэр. Давайте вы отвезёте им банку сами. А сто долларов мы поделим пополам. Я же всё-таки вытащил её из салуна, так? Не поеду я дальше. Чует моё сердце, добром это не кончится.
Минут пять, а то и десять ушло на то, чтоб уговорить его ехать дальше.
Но близ кукурузного поля, когда на небо выползла большая чёрная туча, Рид снова затрясся.
– Вы как хотите, а я поворачиваю! Вот вам мешок. Забирайте все деньги себе, мне не надо!
И сколько Фандорин ни бился, сдвинуть его с места не смог.
Хорошо, в голову пришла спасительная идея.
– Послушайте, Рид, а у вас игральные карты при себе есть?
– Карт нет, кости есть. Вам зачем? – Уошингтон уже не в первый раз попытался разжать пальцы Эраста Петровича, не отпускавшие уздечку его лошади. – Да пустите вы!
– С-сыграем? Если выиграете, можете возвращаться в Сплитстоун. Голову селестианцам отвезу я, а сто долларов будут ваши.
Уош шумно сглотнул.
– Вы дьявол. Хуже Безголового… Но как бросать кости в темноте?
– Вы же знаете, у меня фонарик.
…Минуту спустя двинулись дальше. Стаканчик и костяные кубики Эраст Петрович положил в карман, решив, что ещё пригодятся.
До въезда в долину Рид всё время болтал, а теперь будто воды в рот набрал. Если и шевелил губами, то беззвучно – похоже, читал молитвы или, может, заклинания. Но дезертировать больше не пытался, это означало бы нарушить слово игрока. Даже если поставил собственную душу и проиграл, долг платежом красен.
Ворота селестианской крепости были нараспашку. Навстречу Риду, ехавшему впереди, бросились все семеро старейшин.
– Что ты так долго? – закричал Мороний. – Скоро уже рассвет! Привёз?
Тут он заметил Фандорина и смешался. Не обращайте на меня внимания, жестом показал Эраст Петрович, спешился и остался в стороне. Старейшины переглянулись.
– Так оно даже лучше, – сказал Разис. – Безбожник может пригодиться.
Апостол нетерпеливо шагнул к негру.
– Вот твои деньги. Показывай!
– Сами любуйтесь.
Рид осторожно спустил мешок на землю, взял купюры и не глядя сунул за пазуху, после чего отвернулся. Даже в тусклом свете факелов было видно, как трясутся у него губы.
На, банку с её жутким содержимым Фандорин смотреть не стал (хорошенького понемногу). Гораздо больше его интересовала реакция селестианцев. Она Эраста Петровича не разочаровала.
Мороний развязал мешок, вынул стеклянный сосуд и вскрикнул.
Звон разбитого стекла, плеск, что-то тяжёлое покатилось по земле. Старейшины отскочили в стороны.
В зловещей тишине раздался тоскливый голос Уоша:
– Уронили башку Расколотого Камня, идиоты? Ну, будет вам теперь. Вождь, ты знаешь, я не при чём. Я, наоборот, привёз то, что ты ищешь!
Апостол взял себя в руки.