– Знаешь и об индейце, и о его чубаром жеребце? – все тем же тоном спросил Мороний.
Пора было разобраться, из-за чего сыр-бор. То в салуне чернокожий Уошингтон Рид всех пугал, теперь эти семеро гномов.
– Буду признателен, если вы расскажете мне о Безголовом Всаднике п-подробнее.
Апостол подал знак старейшине, сидевшему справа от него.
– Поведай ему, Иеремия, – как ты это умеешь.
Сивобородого Иеремию уговаривать не пришлось. Очевидно, он пользовался в общине славой великого рассказчика.
Громко прочистив горло, что само по себе прозвучало довольно зловеще, старейшина начал – с ужимками и модуляциями провинциального трагика.
– 23 августа сравнялось тринадцать лет с того страшного дня. Ровно тринадцать!
«Ррровно тринадцать!» он выкрикнул, будто каркнул. Братья дружно перекрестились.
– Во времена золотой лихорадки не было в здешних местах головореза страшней, чем вождь индейцев племени лакота по имени Расколотый Камень. Он был семи футов ростом и ездил на огромном чубаром коне, который в бою дрался передними копытами. Переселенцев Расколотый Камень называл «бледной саранчой» и за людей не считал, убивая без разбору – хоть женщин, хоть младенцев. Кровожадный дикарь верил, что белых такое огромное количество, потому что их убитые воскресают и являются на индейскую землю снова и снова. Поэтому своим жертвам он прокалывал барабанные перепонки. Шаман сказал ему, что, если так делать, душа уйдёт в землю и больше не вернётся.
Ты, конечно, слышал о том, как огромное скопище индейцев в 1876 году уничтожило 7-й кавалерийский полк генерала Кастера, не оставив в живых ни одного человека? – спросил Иеремия. – Многие тогда говорили об этой ужасной загадке.
– Я с-слышал о резне При Маленьком Большом Роге. Но слышал я и о том, что Джордж Кастер в своё время закончил военную академию худшим учеником в выпуске. Этим, вероятно, и объясняется «ужасная загадка».
– Я говорю не о причине поражения, а о жутком открытии, которое сделали скауты, первыми обнаружившие место битвы. – Иеремия перешёл на страшный шёпот. – У каждого из 266 солдат и офицеров были проколоты уши. Вот каков был Расколотый Камень. Недаром им пугали детей от Колорадо и до Монтаны. Все остальные вожди давно были перебиты или сдались и осели в резервациях, а Расколотый Камень все рыскал по прериям и горам со своими краснокожими, сея повсюду смерть и трепет. Несколько раз он чудом выскальзывал из ловушек и засад. Всякий раз чубарый уносил злодея от погони. Но пришёл конец и Расколотому Камню. Его, как и многих мужей силы, погубила женщина.
Старейшины дружно закивали. Их, закоренелых многоженцев, можно было считать экспертами в этом вопросе.
– Звали её Голубая Сойка. Обычная скво, ничего особенного. Я потом видел её в резервации. Тощая, тут ничего и тут тоже, – показал на себе Иеремия. – Но Расколотый Камень в ней души не чаял. И, когда скауты полковника Маккинли окружили его лагерь близ Коттон-крика (это в пятнадцати милях отсюда), он вступил с кавалерией в переговоры, чего раньше никогда не делал. В прежние времена он велел бы воинам бросить баб и детей, налетел бы вихрем и унёсся прочь на своём чубаром дьяволе. А тут, из-за этой самой Сойки, дрогнул. Сдался на почётных условиях: что никого из индейцев не тронут, всех переправят в резервацию. Сам полковник пожал Расколотому Камню руку, скрепляя уговор. И слово своё сдержал – почти. На первом же ночном привале, вон там, у Змеиного каньона, – показал рассказчик куда-то в сторону и вверх, – пока полковник Маккинли спал или прикидывался, что спит, волонтёры выволокли вождя на край обрыва и повесили. За все его кровавые дела и особенно за проколотые уши. На чубарого никто не позарился, хотя конь был первостатейный – пристрелили и даже шкуру не содрали. А всех остальных пленных честь по чести доставили в резервацию… Стало быть, Расколотого Камня вздёрнули 23 августа 1881 года в каких-нибудь пятистах шагах отсюда. Кабы мы знали, что тут стряслось такое чёрное дело, нипочём бы здесь не поселились.
– Воистину так, – вздохнул Мороний, и каждый повторил: «Воистину так».
– История, конечно, к-колоритная, но при чём здесь безголовый всадник?
– Да, ты забыл сказать про голову, Иеремия, – укорил брата апостол.
– Я приберёг это на конец… – Иеремия весь подался вперёд и, уже не актёрствуя, а по-настоящему дрожа от страха, зашептал:
– Там, на самой кромке каньона стояло сухое дерево. Оно и сейчас есть… Волонтёры затянули на шее индейца длинную верёвку и спихнули его вниз. А тело у него было мощное, тяжёлое… Позвонки не выдержали, и на верёвке осталась болтаться лишь оторванная голова с шеей… Старый негр Уошингтон Рид, который был там и видел всё собственными глазами, сразу сказал: «Добра не жди. Индеец вернётся за своей головой». Так оно и вышло. Вождь вернулся. Бродит по долине, ищет то, чего лишился…
Апостол забормотал псалом в обережение от нечистой силы, старейшины подхватили.
– Кто-то из ваших видел безголового всадника собственными г-глазами? – подождав, пока они домолятся, спросил Фандорин.
– Первый раз ночью 23 августа, – подтвердил Мороний и повернулся к старейшине, сидевшему слева. – Иуда, ты был там.
Тот, в отличие от Иеремии, не обладал даром рассказчика.
Почесав пушистую бороду, Иуда нехотя проворчал:
– Рассказывал уже, сколько можно… Ну не спалось мне. Пошёл прогуляться, на луну посмотреть. На обрыве хорошо, ветерок. Вдруг топот. Думаю, кто бы это? А там прямо по краю Он. – Иуда поёжился. – Головы нет. Конь пятнистой масти, как корова. Встал на дыбы, прямо над пропастью, около сухого дерева. Развернулся и ускакал… Ну, я про Расколотого Камня вспомнил. Сердце прихватило. Еле домой добрёл…
Рассказ безусловно заслуживал внимания – люди, подобные Иуде, врать и выдумывать не умеют.
– Всадника видел только мистер Иуда или кто-то ещё? – спросил Эраст Петрович.
– Ещё его видел молодой Саул. То есть это мы так думаем, что видел, – непонятно ответил Мороний.
– Должен был видеть, как иначе? – заметил один из старейшин.
– А все потому что отца не слушал! – воскликнул другой и вдруг завсхлипывал. Соседи обняли его, стали утешать.
– Саул был сыном Мафусаила, – скорбно пояснил апостол, глядя на плачущего. – Самый отчаянный из наших юношей. Никакого страху в нём не было. Теперь вот не знаем, что с ним делать. В освящённой земле хоронить или просто зарыть?