Эраст Петрович слушал нахмурившись. История с Безголовым Всадником выходила менее забавной, чем ему показалось вначале.
– Что случилось?
– Пойдём. Сам посмотришь…
В холодном погребе, который в обычное время, очевидно, использовался для хранения продуктов, на полу стоял неструганый гроб. В нём, со всех сторон обложенный кусками льда, лежал покойник. Только упокоенным он никак не выглядел. На фиолетовом лице застыла гримаса невыразимого ужаса, а глаза хоть и были прикрыты серебряными долларами, но судя по уползшим на середину лба бровям, вылезли из орбит.
– Смотри сюда, – посвятил керосиновой лампой Мороний – с одной стороны, потом с другой.
Оба уха мертвеца были черны от спёкшейся крови.
– Проколоты барабанные п-перепонки? – тихо произнёс Эраст Петрович и поневоле передёрнулся. – Это нельзя так оставлять. Нужно разобраться.
Апостол уныло вздохнул:
– Как разберёшься в дьявольских кознях?
– Так же, как в человеческих. – Стиснув зубы, Фандорин стянул с трупа саван, чтобы найти повреждения. – Нужно установить круг возможных версий, а потом рассмотреть каждую по очереди.
Никаких ран на теле не нашлось.
– Отчего произошла с-смерть?
Старейшины о чём-то перешёптывались. Кажется, опять заспорили.
– От ужаса, – ответил Мороний. – Мы нашли Саула утром близ Змеиного каньона. Он лежал ничком. Ни царапины, только уши проколоты…
Он поднял руку, чтобы братья умолкли.
– Скажи, русский, быть может, ты не веруешь в Бога? – спросил апостол, но не с осуждением, а словно бы с надеждой.
– Это сложный вопрос. Коротко не ответишь.
Старейшина Разис воскликнул:
– Ага, я был прав! Такое может сказать только безбожник! Раз ты не веришь в Бога, значит, не веришь и в Дьявола?
– Не верю, – признался Эраст Петрович.
– Говорю вам, нам его послало Провидение!
Разис повернулся к остальным и снова перешёл на шёпот. Фандорин расслышал лишь полфразы: «Это ещё лучше, чем…»
Непонятно, в чём Разис пытался убедить остальных братьев, но это ему не удалось.
– Как решил, так и будет! – возвысил голос Мороний. – Хватит спорить!
Он достал из кармана часы, многозначительно щёлкнул крышкой, и дискуссия закончилась.
– Время заполночь, а мы встаём рано, – вежливо, но твёрдо обратился апостол к Фандорину. – Мы благодарны тебе, но устав общины не позволяет давать приют иноверцу. Скажи, где нам найти тебя? Возможно, мы обратимся к тебе с просьбой.
– В русской деревне, или в номерах «Грейт-Вестерн», – сказал Эраст Петрович. – В самом деле, пора.
Во дворе ему подвели лошадь, ещё раз принесли извинения и благодарности, но всё это было проговорено в явно ускоренном темпе.
Любопытно, подумал Фандорин и перед тем, как сесть в седло, вытер лоб открытой ладонью наружу, что на тайном языке жестов, принятом у «крадущихся», означало: оставайся, где есть.
По меньшей мере трижды ему сказали, что ехать нужно от ворот налево – так будет короче до изгороди. Настойчиво предлагали провожатого, но Эраст Петрович отбился.
Он действительно повернул налево, но шагов через двести сделал широкий полукруг и снова вернулся к частоколу – однако не к воротам, а в самый дальний угол, вплотную примыкавший к скале.
Спешился на изрядном расстоянии, к тыну подкрался, держась в тени обрыва.
– Сюда, господин, сюда, – шёпотом позвал Маса.
Он поставил один на другой три обрубка брёвен, оставшихся с времён, когда строили стену, и примостился сверху, имея возможность видеть всё, что происходит внутри селестианской крепости.
– Ну что там?
Эраст Петрович сел на землю, опершись спиной о бревно.
– Суетятся. Бегают. Свет в окнах не гаснет.
– Ждут кого-то. Потому и выпроводили меня с такой п-поспешностью. Интересно, кого бы это, в такой час. Подождём.
Помолчали.
Потом японец снова зашептал:
– Господин, в этом селении женщин в несколько раз больше, чем мужчин. Это почему?
Объяснение вызвало у него живейший интерес.
– Если бы мне пришлось на всю жизнь остаться в этой долине, – задумчиво сказал Маса, – я бы не пошёл жить к русским, я бы сделался небесным братом. А вы, господин?
Попытавшись представить себя сначала коммунаром, потом селестианцем, Фандорин поёжился:
– Лучше уж стать Безголовым Всадником.
И рассказал помощнику про легенду и труп в леднике. Маса покачал головой, поцокал языком.
– Да, всякое бывает. Вот в городе Эдо во времена сегуна Цунаёси был похожий случай. Господин Цунаёси любил собак больше, чем своих двуногих подданных, за это его и прозвали Собачьим Сегуном. Он велел построить по всей стране харчевни и постоялые дворы для бродячих псов, а всякого, кто обидит собаку, предавал смерти. И вот однажды бедный ронин по имени Бакамоно Ротаро имел несчастье зарубить мечом дворняжку, которая помочилась ему на кимоно – причём прямо на фамильный герб. Ронина, разумеется, приговорили к харакири, и он выполнил приказ властей, но перед смертью поклялся, что страшно отомстит за бесчестье. И с тех пор на ночных улицах Восточной Столицы завёлся страшный оборотень. От ног до плеч – самурай, а голова пёсья. Как где увидит собаку – неважно, бродячую или с хозяином, сразу выхватывает меч и рубит на мелкие куски. Правда, сук в течке не убивал. Тут в нём верх брало кобелиное начало, и он…
Маса поперхнулся на полуслове и предостерегающе вскинул руку – услышал что-то. Слух у него был острее, чем у господина.
– Кто-то едет? – шёпотом спросил Эраст Петрович, но секунду спустя и сам услышал дальний стук копыт.
Его помощник смотрел в одну точку.
– Человек, – докладывал он. – В чём-то светлом. На лошади. Едет медленно.
Потом вдруг замолчал. Покачнулся на своём шатком пьедестале. Не удержался и полетел вниз. Фандорин едва успел подхватить деревянные кругляши, чтоб не загремели (сам-то Маса приземлился мягко – это у него получалось отлично).
– Ты что?! – зашипел на него Эраст Петрович, но японец лишь разевал рот, пучил глаза и тыкал пальцем в пространство.