Я заглушила двигатель и вылезла из машины. Легкий, но пронизывающий насквозь холодный ветерок торопливо проскользнул под мою распахнутую курточку, заставив меня запахнуться. Не спеша заходить в подъезд, я направилась к лавочке, расположенной в тени двух старых деревьев и занятой двумя старушками и молоденькой, стильно одетой девушкой, держащей на поводке юного долматинца. Вся эта компания уже давно таращила на меня глаза, видимо, найдя в моем лице новый объект наблюдения.
Я подошла ближе и поздоровалась. Старушки тоже кивнули мне в ответ, а полнотелая девица лишь одарила высокомерным взглядом. Похоже, она была о себе очень высокого мнения, только вот меня это мало волновало.
— Скажите, пожалуйста, в каком подъезде следует искать двадцать третью квартиру?
— Во втором, — ответила старушка в фетровой шляпе и старом зеленом пальто. — А к кому надо-то? Это коммунальная квартира, там несколько жильцов.
— К Вячину Альберту Сергеевичу, — ответила я, надеясь, что та сразу поведает мне о парне много чего интересного. Но я просчиталась: бабка всего лишь протянула длинное «а-а-а» и замолчала, продолжая с любопытством меня рассматривать.
Я поняла, что вряд ли узнаю что-то еще, а потому поспешила ко второму подъезду. Там поднялась по лестнице, поскольку лифт в доме вообще не был предусмотрен, и остановилась у двустворчатой красной двери, поставленной еще, наверное, при царе Горохе. Дверь выглядела обшарпанной, из-под одного слоя краски проглядывал другой. Очевидно, проблема косметического ремонта заботила жителей двадцать третьей квартиры в самую последнюю очередь. Помня о том, что это коммуналка, я поискала глазами ряд звонков, но нашла всего один, со слегка обугленными проводами и, непонятно, функционирующий ли вообще. Не рискнув сразу им воспользоваться, постучала костяшками пальцев по самой двери. Результата это не дало, а потому, замерев в предчувствии электрического удара, я осторожно ткнула указательным пальцем в кнопку и… даже услышала, как звонок запиликал в глубине квартиры. Я убрала палец и стала ждать. Сначала ничего не было слышно, затем зашаркали чьи-то шаги, потом что-то щелкнуло, и из слегка приоткрытой двери выглянула сухая, сморщенная, как изюм, старуха с пушистыми, торчащими в разные стороны волосами. Она одновременно напоминала одуванчик и старуху Шапокляк. Дама окинула меня скользким взглядом и неразборчиво буркнула:
— П-чта?
— Что? — переспросила я, слегка растерявшись.
— П-сьмо, — «пыская», повторила та, продолжая таращиться на меня своими выпуклыми зенками.
— А, нет, — с трудом уловив смысл сказанного, отрицательно замотала головой я. — Я к Вячину. Он дома? К нему можно пройти?
— Два раза звони, — буркнула в ответ старушенция и самым бесцеремонным образом захлопнула дверь прямо перед моим носом.
Я застыла в недоумении. Затем глубоко вздохнула и надавила на кнопку звонка два раза, как и велела старуха. Послышалась очередная трель. Я насторожилась, ожидая услышать еще чье-то шарканье. Ничего подобного не произошло — за дверью царствовала тишина. Я нажала кнопку еще раз, понадеявшись, что хозяин комнаты просто не услышал звонок. Но безрезультатно. Скорее всего, Вячина нет дома.
Хотя… чему тут удивляться! О том, что его не окажется на месте, я могла догадаться, и не приезжая сюда. Ведь если Вячин причастен к похищению Егора, то сейчас, скорее всего, пребывает там, где и сын Зубченко. Только вот где?
Я позвонила в дверь один раз, планируя снова вызвать Шапокляк и попробовать ее расспросить о соседе. Бабка на звонок откликнулась сразу — быстро распахнув дверь, она раздраженно выпалила мне прямо в лицо:
— Два расса! Я же сказала.
— Так ведь никто не отзывается, — торопливо ухватившись за край двери, чтобы не дать ее тут же закрыть, пожаловалась я.
— Значить, нету его! — Бабка попыталась закрыть дверь, но я просунула ногу в щель. Старуха расценила это по-своему, вновь забурчав: — Ждать тут не п-пщу. На улице жди.
— Вы не подскажете, где вашего соседа можно найти? — тягаясь со старухой в открывании-закрывании двери, спросила я.
— Нет.
— Но, может, вы все же знаете, куда он ушел и когда вернется?
— Не знаю я ничего, — насупилась бабулька. — Делать мне неча, за всеми следить.
— А кто-то еще из соседей есть дома? — видя, что общаться со мной у старухи желания нет, поинтересовалась я.
— Нету никого. Уходите, иначе милицию пзову.
— Ладно, извините, — оставив дверь в покое, вздохнула я и направилась вниз, решив попробовать еще раз поговорить с теми, кто сидит на лавочке.
Но когда я вышла на улицу, скамейка оказалась совершенно пуста: бабки куда-то разбрелись весьма некстати. Мне явно не везло, но я не торопилась отчаиваться. Понимая, что все равно нужно дождаться Вячина или хотя бы выяснить, куда он уехал, я сама села на лавку и принялась изучать окрестности, попутно цепляя взглядом каждого, кто двигался в направлении к дому. Однако в интересовавший меня подъезд пока никто не входил.
Прошло минут семь-восемь. С неба начал накрапывать мелкий, препротивный дождик, усилился ветер. Я встала и поплелась к машине. В этот момент из второго подъезда вышел потрепанного вида мужчина с ампутированной кистью руки. В здоровой руке он держал авоську, из чего я заключила, что мужчина направляется в магазин. Его-то я и решила расспросить про Вячина. Хотя бы выяснить, как он выглядит, чтобы знать, кого дожидаться. Жаль, что я сразу не сообразила уточнить его внешние данные у Зубченко, это значительно упростило бы дело. Но разве предусмотришь все заранее?
— Мужчина, извините, можно к вам обратиться? — заторопившись навстречу, вежливо обратилась я к незнакомцу.
Тот остановился, внимательно посмотрел на меня, затем кивнул:
— А что вы хотели?
— Вы в этом доме живете? — на всякий случай уточнила я.
— Ну да, а что?
— А Вячина Альберта Сергеевича из двадцать третьей квартиры случайно не знаете?
— Ну знаю, а что?
Я облегченно вздохнула: это уже кое-что! Затем продолжила расспрос:
— Скажите, а в какое время он обычно бывает дома? Я заходила сейчас к нему, никто не открыл, а соседка говорит, что ничего не знает.
— Да эта Утешева сроду ничего не знает, — пренебрежительно усмехнулся мужчина. — А может, и знает, только фиг из нее че вытащишь, партизанка недобитая. — Чувствовалось, что со старухой у мужчины напряженные отношения. Впрочем, мне было безразлично, что там у них случилось, меня интересовал только Вячин, а потому я перебила обвинительную речь своего «осведомителя»:
— Так вы знаете, где можно найти Альберта, или нет?
— Дома его дожидаться бесполезно. Он может только под утро явиться, а то и вовсе по неделям неизвестно где пропадает.
— Он работает?
— Да шут с вами, какой из него работник? — усмехнулся мужчина. — Альберт больной весь, искалеченный. Ему почти все работы противопоказаны. Куда устроится, неделю выдержит, а потом все, уходит. Не повезло бедняге… Ему даже хуже, чем мне, — однорукий потряс своей культяпкой. — У Вячина опухоль какая-то в голове, умственно напрягаться нельзя, физически он тоже слаб, вот и мается бедолага.