– А если она… матом заявление? – не унимался В.В.
– Да наверняка матом, – обескуражил пиарщик. – Она по-другому и не умеет уже.
– И что мы будем делать?
– Не стоит давать заявление в live. Сделаем запись, и матюги запикаем.
– А как же она скажет нужный текст из постели? – тут уже забеспокоился главный. – Не станет же она готовиться, вникать в проблему.
– Дело в том, что у нее в постели нужные люди, назначаемые нами. Ей же все равно с кем. И вот этот нужный мужчина ее разбудит и из-под одеяла шепотом подскажет текст.
– Вы берете на себя полную ответственность за то, что она скажет?
– Да! Процесс отлажен. Это знаете, как раньше в театре будка суфлера была. Так вот теперь то же самое делается с помощью одеяла. Очень удобно. И того, кто ей подсказывает, за одеялом не видно.
– А может, Собакину все-таки не надо? Раз она такая… неконтролируемая. – В.В. раздражала глупая инициативность пиарщика.
– Ну что вы… Предыдущий президент будет доволен, если она появится в столь важный для страны момент и выступит с патриотическим воззванием. К тому же молодежь только ее и слушает. Других авторитетов у нее нет.
– Вопрос решенный! – Главному человеку надоели споры. – Завтра утром вы приносите мне совместный план действий. Все!
План был сдан. И план, наверное, всем был хорош, кроме одного пункта. Он не подразумевал вовлеченность в дело других структур. Но ведь параллельно действовал еще и план Шишакова. Персонажи этих планов не подозревали о том, что им существует альтернатива, что у них есть конкуренты. Вооруженные до зубов конкуренты. Рыцари плаща и шпаги. Плаща от Gianfranco Ferre и шпаги, похожей на дубину, от отечественного производителя.
Пришло время покидать провинциальный и милый Веве. Масштабам проекта он уже не отвечал. В нем можно скрываться от спецагентов враждебной империи, ожидать лучших времен, отдыхать, глазеть на уток и лебедей, кататься по пьяни на карусели, но нельзя заниматься переустройством земного бытия. Женева – другое дело. Там и Ленин комфортно базировался до самой революции и масса красных бузотеров масштабом поменьше. Оттуда они и двинули на пломбированном вагоне покорять охваченный народными волнениями Питер. Вагон, в котором перемещались Сохатый, Волк, Берлога и Борис, был совершенно обычным вагоном первого класса. То есть все первоклассное теперь становилось для них обычным: рестораны, гостиницы, машины и… стилист.
Кайлин выполнил обещание и подослал к ним даже не стилиста, а настоящего поэта пластических форм, который перед тем, как придать их невразумительные и скудные образы разительным изменениям, выкурил убедительную сигару, осмотрел их с нескрываемым сочувствием и выпил чашечку изящного кофе. Или изящную чашечку кофе… В его случае это одно и то же.
Стилист был не стар, но и не молод. Сед, но не по-стариковски, а по эстетски. Длинноволос и румян лицом. В джинсах-клеш и с бахромой, но при этом в камзоле восемнадцатого века с белой рубашкой под ним, отделанной ослепляющими кружевами. Имелась и трость с резным деревянным набалдашником в виде то ли задницы, то ли сердечка. Разобрать не получалось, потому что он все время ею вертел, а попросить его замереть друзья стеснялись. Звали художника-стилиста Авессалом. И это пугало. Он созерцал минут десять, а потом вскочил и принялся творить. Соха и Волк тоже выдернулись из кресел от неожиданности.
– Господин Сохаев, мне все ясно, вам следует отрастить бороду. Не коротенькую, а с шиком. Как это практиковалось у революционных интеллектуалов начала прошлого века. Загадочная русская душа. Порывистая и бешеная. Может убить, а может и стать святым. Вы такой! Я вас вижу таким. – Он схватил Сохатого за плечи и потряс. Загадочная русская душа в Сохатом безвольно трепыхалась, потому что ее обладатель затравленно смотрел на стилиста и не сопротивлялся его креативным инстинктам.
– У него борода плохо сбоку растет. – Волк заступился за друга и даже показал места, где у того скуден волос. – Он будет похож на козла.
– А вам необходим перстень, – переключился стилист на Волка. – С каким-нибудь удивительным камнем. Сапфир! Да, конечно, сапфир. Сапфир – знак Рыб, а Рыбы – знак футбола. У вас футбольный проект. Что же я гадаю – это же так очевидно. Он не только изысканно красив, но и оберегает от зависти и вероломства. Древние германцы считали, что сапфир помогает обрести победу тем, у кого чистые помыслы. Я вижу по глазам, что это именно ваш случай.
Авессалом развернул Волконского на свет, тот зажмурился от солнечного луча, но патлатого выдумщика прищур не сбил с толку. Он восхищенно зацокал языком – дескать, вот сразу видно породу. Голубые глаза, черные брови с изломом на краях.
– Когда у вас день рождения, молодой человек?
– Шестого июня.
– О-о-о-о! Не забывайте, юноша, что шестого июня прохождение Венеры по диску Солнца – одно из редчайших и полезных для науки астрономических явлений. Вы избранник судьбы. Этот год особенный для вас.
– Что-то все эти звезды, планеты, кометы и прочие летающие объекты стали меня доставать, – тайком пожаловался Соха своему другу.
– А вам нужен агат… – только заикнулся Авессалом, как Волк перебил его диким воплем.
– Агат! Точно – агат! Но не тебе, Соха, агат нужен, а всем нам. Как же до меня раньше не доперло!
– Волк, ты что? – перепугался Соха. – Если нужно, купим агат. Всем нам. Как скажешь. Только не волнуйся.
Поскольку Авессалом ничего не понимал в русской перебранке, он заказал себе еще кофе. И снова занялся пытливым созерцанием.
– Грааль! – Волка распирало. – Они будут играть за Грааль! Чистые помыслы! Агат. Авессалом – молодчик! Матч эры за Грааль. Это самый известный символ эры. И главное, похож на кубок. Это или чаша, или блюдо-тарелка. Приз, как в футболе. Наиболее знаменитый Грааль в Валенсии. Это как раз чаша! Чаша, понимаешь? Из агата. Она из агата! Как же я не просек это раньше!
– Чаша – это хорошо. – Соха, как в разговоре с психически нездоровым, предпочитал не спорить. – Я, ты знаешь, всегда за чаши, стаканы и вообще за большие объемы. Но ты мне сначала объясни, что такое твой Грааль. Я не знаю.
– Грааль – это сосуд, из которого причащались Иисус и апостолы на Тайной вечери.
– Ты издеваешься надо мной? Понятнее говори – я ж не поп.
– «Код да Винчи» смотрел?
– С Жаном Рено? Смотрел. Но ничего не понял. И ничего не помню.
Волк осознал, что с Сохой тонкие богословские материи обсуждать бессмысленно, но пренебрежительно махнуть рукой – значит, обидеть белобрысого кретина, поэтому нужно перевести все на доступный тому язык. Впрочем, с этой проблемы – проблемы перевода, – как правило, начинались ереси и расколы в прежние времена. А толмачи получали свою заслуженную анафему. За смущение умов!