– Мой дорогой друг, это же не презентация кофе. – Мудрый индус мягко урезонил бразильца.
– Если бы мы пили кофе «Пеле», – как обычно, шутливо оправдывался Моцарт, – то у нас бы повысилось содержание тестостерона. Его бы стало столько, сколько у этого. – Амадей позволил себе такой же пренебрежительный жест, который позволил себе Пеле минутой ранее. – И тогда мы бы не смогли думать о футболе. Мы бы думали исключительно о милых дамах. – И Моцарт умиленно посмотрел на мексиканку в первом ряду. Пеле обиделся и, извинившись, вышел из зала. Якобы позвонить.
Переключились на Франклина.
– Может ли падение курса доллара как-то отрицательным образом повлиять на игру?
– Нет! Потому что у нас нет премиальных в долларах.
– А в какой валюте у вас премиальные за победу?
– Премиальные вообще не могут являться стимулом в подобных матчах. Мы играем за идеалы. За Грааль!
– За идеалы, которые поддерживают рекламодатели New wave, – опять пролез со своей репликой Моцарт. – Список за нашими спинами. – Амадей сделал купеческий жест в сторону щита с логотипами спонсоров, и некоторое время присутствующие пристально в него всматривались.
Лютера, естественно, теребили по поводу взаимоотношений с его антагонистом – Борджа. Пожмут ли друг другу руки перед матчем? Следует ли ждать провокаций от Александра? Какие у него слабости в игре? Кто будет отвечать персонально за инсайдов сборной тьмы?
– Мы будем играть компактно, – втолковывал Лютер. – Наш план – выдавить оппонентов к середине поля. А если они подойдут близко к штрафной, то им не поздоровится.
– Вы угрожаете?
– Нет, я сейчас не хочу раскрывать все наши карты. Но у нас есть секретное оружие, которое мы применим по мере необходимости. Ноу-хау, как принято сейчас говорить.
– Это еще неизвестная тактическая модель?
– В тактике все уже давным-давно придумано. Не пытайте, прошу вас! Будет забавно, обещаю. Нам поможет эффект неожиданности, – совсем уж лукаво добавил основоположник протестантизма.
Тут наконец от него отстали, и, может быть, общение завершилось бы в спокойном, миролюбивом тоне, если бы Моцарт не увлекся журналисткой из Мексики. Малыши всегда любят пококетничать с высокими дамами. Да и с невысокими тоже. Им все равно с кем. Он смотрел-смотрел на нее, строил глазки, а потом прядь волос закрыла ему обзор, и он машинально закинул ее назад, открыв левое ухо, чего делать не стоило ни в коем случае. То есть в приличном обществе ничего страшного не случилось бы, но журналистов приличными людьми кто ж осмелится назвать.
– А что это у вас с ухом? – заинтересовался сидевший сбоку олух. – Оно как будто трубочкой свернулось.
– А подойди-ка поближе – я тебе персонально в твое левое ухо расскажу, – заговорщицки предложил ему Моцарт.
Тот вскочил, стремительно подбежал к подиуму, на котором рядком восседали игроки, и вытянул свою любопытную мордочку к Амадею. Но Шекспир, сидевший по левую руку от Моцарта, интуитивно почувствовал угрозу, исходившую от соседа, и в последний момент перехватил резкий хук с левой. К тому же коротышке Моцарту не хватило длины рук, чтобы нанести по-настоящему увесистый удар. Журналиста задело по касательной, но он завопил так, точно ему Каменный гость в саду у доны Анны дал затрещину. Все мероприятие мгновенно свернулось. Товарищи по команде увели Моцарта за сцену. Медперсонал поспешил на помощь провокатору. Журналисты в страхе разбежались. Зал временно опустел.
– Ну все, теперь придется судиться и компенсацию выплачивать, – расстроился Соха, бросив в плазму тапочку.
– Нет, – расслабленно возразил Волк, – учитывая опыт предыдущего, московского матча, мы с Фамой внесли пункт, согласно которому реальные люди юридически не вправе отождествляться с виртуальными. Журналисты подписали бумагу, бумага освобождает нас от всяких рисков. Для них и для их изданий реклама – участвовать в пресс-конференции.
– Значит, с нас ни франка не срубят за Моцарта? – просиял Соха.
– Ни евро, – успокоил Волк.
– Клево! А чего все-таки Моцарт так борзанул? Я понимаю, там вся команда начала быковать, но нельзя же так… Человек его культурно про ухо, а тот ему в ухо…
– Ты бы на его месте тоже в драку полез. Ты приглядись, он же все время волосами закрывается. У Моцарта уши от рождения были разными. Он, представляешь, родился с дефектом левой ушной раковины. Это выяснилось из-за того, что были те, кто подозревал его жену Констанцу в том, что у нее младший сын не от Моцарта. А она им доказательство – у них левое ухо одинаковое, ненормальное. Кстати, ученые сейчас пришли к выводу, что такая аномалия уха объясняется связью этого органа с врожденной болезнью внутренних органов. И поэтому они убеждены – Моцарта не отравили, он умер от болезни почек.
– Вот это да. А я всегда думал, что его того… конкурент сплавил.
– Сальери был более успешным композитором. На тот момент. Он доброжелательно к Моцарту относился. Обучал его сына музыке. Бесплатно, кстати. И вообще он помог стать известными композиторами Бетховену, Листу, Шуберту. Вряд ли тот, кто отравил из зависти, станет других тащить наверх. Это сплетни. Желтая пресса все придумала.
– А что, и тогда существовали желтые писаки?
– Да они всегда были.
– Ну дела…
Журналисты потихоньку возвращались в зал, чтобы послушать тьмушников. Опасливо занимали ряды в серединке. Боялись садиться на крайние кресла. Если уж от светличностей можно в челюсть схлопотать, то чего ожидать от изуверов и извращенцев.
В назначенное по регламенту время герои тьмы вышли на подиум. Все коротко стриженные и ухоженные. Даже бен Ладен изящно постриг бороду. В черных футболках под горло, спортивных бриджах ниже колен. И кроссовки с черными крылышками. Гитлер (без дурацкой щетины над верхней губой) предложил задавать вопросы. Но все боялись. Тряслись, как осина, перед тем как на ней повесился Иуда. Куда-то пропали напор и экспрессия, жажда славы и стремление сотворить сенсацию. Тогда Гитлер начал сам:
– Мы приветствуем собравшихся представителей прессы и благодарим за стремление честно и справедливо осветить Матч эры. Нам предстоит играть с соперником, на стороне которого симпатии публики. Увы, мы осознаем, что за нас болеет меньшинство. Но, несмотря на это, наша сборная собирается действовать в духе fair play. И мы нацелены на созидательную игру.
Журналистов расположил тон Адольфа, и они подали голос:
– Вопрос Захер-Мазоху. Магомет обещал вырвать и растоптать ваше сердце. Что на это скажете.
– Я надеюсь, что Бог, в которого верит Магомет, сотворил мое тело настолько крепким, что в него невозможно так легко проникнуть и достать сердце, словно из холодильника.
Аплодисменты. Присутствующие перестали опасаться и потянули руки, чтобы тоже поучаствовать в беседе:
– Будда не так жестко, но все же угрожал вам, де Сад, а вы не хотите сказать ему что-нибудь в том же духе?