Соха внимательно прочитал послание Фамы через плечо Волка и даже шептал себе слова под нос, потому что чтение было для него непростым, требующим серьезных усилий занятием. Еще со школьной скамьи. Волк чуть не заплакал от умиления, что Фама его не забыла, а Соха преисполнился скепсиса:
– Стандартные отмазки. Долг, то-се, пятое-десятое. Забудь о ней раз и навсегда. Предательница! Мы себе еще лучше найдем. Вот счета разблокируют – и найдем.
– Соха, заткнись!
– Чудила, я ж тебя успокаиваю. Чего переживать, если она тебя не любит. Получается игра в одни ворота. А на фиг тебе такая игра?
– Соха, ты – смешной.
– А сам-то…
– Ты смешной, потому что не хочешь понять главное… Главное – любить. Понимаешь, не получать любовь, а давать ее. Мне не важно, любит ли меня Фама. Мне важно, что я ее люблю. Понимаешь, это наполняло все происходящее каким-то смыслом. И сейчас наполняет. Может, я еще встречу ее. Она написала «пока». Не прощай, а пока. Чувствуешь разницу? Все живут только для того, чтобы получать. Деньги, машины, дома, курорты, любовь. По-лу-чать! И поэтому несчастны. А я хочу быть счастливым. Я уже стал счастливым. Потому что ее встретил. Понял многое в жизни.
И тут Волк прекратил свою проповедь. На Соху и так столько потрясений выпало. Если он сейчас еще и свое отношение к женщинам пересмотрит, то, пожалуй, запьет совсем беспросветно.
– Ладно… Пошли гулять, – предложил Волк. – В церковь как раз заглянем. Рождество как-никак. Все равно делать нечего.
– Пошли, – инертно согласился Соха. – Возьму немного денег. Надо все-таки чего-нибудь отслюнявить. Хоть с запозданием, но все-таки… Ты же говоришь, что надо давать. Вот я и дам.
Шли молча. Но молчали по разным причинам. Волконский созерцал красоту альпийской природы, в связи с чем ощущал умиротворение и душевный покой. Сохаев погружался в депрессию безысходности. И не зря его томили недобрые предчувствия. «Откату» опять помешали. На этот раз помешали закрытые ворота церкви. Сохатый хотел возмутиться, но милая старушка в кружевах, ковылявшая по дорожке, остановила порыв негодования. Старушка говорила по-русски с легким аристократическим акцентом.
– Сегодня католическое Рождество, молодые люди, поэтому в церкви никого нет. Приходите сюда шестого января – ждем вас. У нас будет вечерняя служба, все побережье приедет. Шуваловы, Орловы… Будет изысканно и благородно, уверяю вас. Потом трапеза. Извольте прийти и на ужин.
– Да мы же приезжие… Мы так, то-се, пятое-десятое… Мы вообще-то сюда не ходим, – промямлил Соха.
– О-о! Что вы, это совершенно не важно. Прошу без церемоний! У нас, правда, скромная трапеза – богатых благотворителей сейчас в кантоне нет, – но, увидите, благородство, благородство-то какое. И обхождение во всем самое тонкое и деликатное. Так что, можно сказать, это даже не трапеза, а самый настоящий бал. Мы, русские, носители культурных традиций – об этом, молодые люди, нельзя забывать. Мы должны нести свет миру.
Фраза, знакомая еще по московскому Матчу века, заставила Сохаева встрепенуться, а Волконского заулыбаться и уточнить:
– Вы действительно так считаете?
– А как же! – Кружевная старушка даже расстроилась от того, что молодежь не понимает миссии русских в мировой истории. – И вы, господа, обязательно возьмете этот девиз и начертите его на своем щите. – Старомодная старушкина манера изъясняться нисколько не смущала друзей, а, напротив, вызывала уважение.
– Мы уже взяли этот девиз. И плохо получилось. Хуже некуда, – объяснил ей Волк.
– И еще раз возьмете. Сегодня такая ночь, когда нельзя отчаиваться. От девиза нельзя отказываться. Даже если ничего не получается. Никогда, слышите, молодые люди, никогда! Девиз – это жизнь.
– А можно я дам денег на эту вашу… эту… как ее… трапезу. Да, трапезу, точно. – Сохатый торопливо опустошил карманы. – Вот тысяча. Тысяча сто двадцать франков. Больше у меня нет.
Старушка с достоинством приняла деньги. Не как подаяние, а как жест доброй воли. Доброй воли с ее стороны.
– Ждем вас шестого января, благородные молодые люди. И всегда стойте на своем. Храни вас Бог!
На прощание она изящно кивнула головой и поковыляла к вокзалу.
– Ты что, ей отдал все деньги, что взял с собой? – удивился Волк.
– Ну да.
– Отчего такой прилив щедрости?
– Я – свинья, а старушка носитель традиций, – просто и доступно объяснил Соха.
Против первого не посмел спорить даже Волк, второе тоже вроде бы соответствовало действительности.
– Что все это значит? – окончательно запутался Соха. – Откуда она знает про то, что мы должны нести свет миру?
– Не мы, а русские.
– Да какая, хрен, разница.
– Наверное, она по телевизору наш слоган услышала или в Интернете прочитала. Вот ей и запало в душу. Знаешь, у стариков, такая память – не помнят, что было пять минут назад, а какую-нибудь ерунду из прошлого все время повторяют.
– Нет, Волк, все это не просто так.
– Конечно, не просто.
– Пророчица она. Вроде Ванги. Вот что!
– Может быть.
– И что это все значит?
– Это значит, что будет третья попытка! – Волк остановился, чтобы придать значимость своему высказыванию.
– То есть?
– Бог троицу любит.
– При чем тут троица?
– Про прыжки в высоту знаешь?
– Видел давно на Олимпиаде. Там Алина Кабаева, кажется, как раз прыгала и обруч потеряла.
– Соха, соберись. Это была художественная гимнастика. А я тебе про прыжки в высоту.
– Да чего ты пристал с прыжками? Видел я их наверняка. Только при чем тут старушка? Она что, прыгунья?
– Сохатый, какой же ты пень таежный! Твоей старушке осталось последний прыжок сделать – на небеса. Я про другое… В прыжках три попытки, понимаешь?
– Ничего не понимаю.
– ГИБДД дает три попытки сдать на водительские права, теперь понял?
– Ни фига не понял.
– Соха, ты дубина бездуховная. Это значит, что у нас тоже будет третья попытка.
– А мы-то куда прыгать будем? – Белобрысый неуч чуть ли не плакал от того, что он не в состоянии постичь намеки друга.
– Мы будем прыгать в новый проект. Третий проект!
Сохатый сразу обмяк от этой идеи:
– Я третий не потяну. Я устал, хочу домой.
– Я тоже устал. Подкопим силы, хорошенько отметим Новый год – и в бой!
– Сейчас обратно в гостиницу?
– Нет, нам нужно взбодриться. Давай махнем в Монтрё.
– Давай, только у меня нет денег. Чего-то я большой «откат» Богу дал.