– Славик…
Вячеслав Алексеевич обернулся и увидел в дверях Настю.
– Доброе утро, милая, – потянулся, чтобы поцеловать ее, но она отшатнулась. – Что-то не так? Прости, знаю, о чем ты… Жди меня здесь.
Он вышел из кухни, чтобы достать из пальто коробочки с драгоценностями. В прихожей было темно, Вячеслав Алексеевич споткнулся о туфли, включил свет и обескураженно замер. Приставив ногу к ботинку, на глаз определил, что тот на два размера меньше.
Из ванной донесся шум воды…
Когда он вернулся к Насте, они молча сели за стол. Наконец дверь ванной открылась, кто-то вышел, шлепая босыми ногами.
Вячеслав Алексеевич увидел, как мелко задрожал у Насти подбородок. Шаги приближались, и они оба смотрели в глубь коридора. Из-за угла показался голый мужчина. Сцепив руки, он застыл в эффектной позе культуриста.
– Сю-ю-ю-юр… – высокая нота съехала вниз и закончилась глухим свистом, – …при-з-з-з-с-с-с.
Заметив Вячеслава Алексеевича, мужчина опустил глаза и закрыл руками причинное место.
– Садитесь, – сухо сказал ему тот.
– Здравствуйте… – мужчина прошлепал мокрыми ногами на кухню и послушно уселся на стул.
Настя запахнула халатик и отбежала к окну.
– Кофе?
– Да, если можно.
Придвинув к нему чашку, Вячеслав Алексеевич произнес:
– Мы с вами уже встречались.
– В Шереметьеве… Послушайте, это совсем не то, что вы думаете.
– Не валяйте дурака. Я не стану вас бить.
– Спасибо.
– За что?
– За то, что отнеслись с пониманием.
Вячеслав Алексеевич устало поднял глаза.
– Вы любите ее?
– Да! То есть нет.
– Так любите или нет?
– В определенном смысле.
– А именно?
– Вы как мужчина меня поймете. Я увлекся вашей женой и воспользовался вашим отсутствием.
– И?
Его собеседник понемногу пришел в себя:
– Вы позволите мне одеться?
– Не сейчас. Отвечайте!
– Я не понимаю…
– Готовы на ней жениться?
– Нет.
– Почему?
– Я женат.
Вячеслав Алексеевич встал.
– Тогда пошел вон.
– Что?
– Пшел вон, прохвост, – казалось, спокойно повторил он.
– Но я бы хотел объясниться…
– Поторопись, у меня чешутся кулаки.
Сорвавшись с места, мужчина кинулся в коридор, но поскользнулся на повороте и вдруг тяжело упал.
Вячеслав Алексеевич взял бутерброд, молча засунул его в рот. Потом отхлебнул остывшего кофе, открыл створку и выбросил в окно цветы.
Не глядя на оторопевшую Настю, коротко бросил:
– Одевайся. Едем на дачу.
Уже давно разошлись последние пассажиры, а Дайнека продолжала стоять на перроне, решая, с чего начать поиски матери.
– Слушай, тебя не Людмилой зовут?
Она обернулась на голос.
– Дайнека? – Мужчина тяжело дышал и выжидательно смотрел на нее. Невысокий, широкоплечий, зачесанные назад волосы обнажали выпуклый лоб и внушительные залысины. Лицо по-азиатски широкое, глаза похожи на маслины. Все это, а также оливковый цвет кожи указывали на то, что он не попадает под определение «типичный европеоид».
– Людмила Дайнека, – недоверчиво подтвердила она.
– Слава богу!
Он бесцеремонно поцеловал ее в щеку. Дайнека с силой толкнула его в грудь. Отлетев, мужчина ничуть не смутился:
– Прости, не представился. Я муж твоей двоюродной сестры, зять Валентины Николаевны.
Валентина Николаевна была старшей сестрой матери. Дайнека не видела ее с тех пор, как мама ушла из семьи. Родственники не смогли простить ей «гомосексуальный позор» [11] .
– Меня зовут Владимир Козырев. Больше толкаться не будешь? – с притворным испугом он потянулся за ее багажом.
– Не буду, – пообещала Дайнека.
– Звонил Вячеслав Алексеевич, просил тебя встретить. Ненавижу опаздывать, но с утра не заладилось. На перрон вышел безо всякой надежды. А тут – ты стоишь!
Они обогнули вокзал и направились в сторону автомобильной стоянки. На пути то и дело возникали бойкие зазывалы:
– Такси недорого… недорого такси…
Владимир Козырев подошел к синему «Опелю», открыл багажник и поставил туда сумку, затем распахнул переднюю дверцу.
Усаживаясь в машину, Дайнека спросила:
– Как Марина?
– Отлично.
– Давно женаты?
– Пять лет, у нас двое детей.
– Ого… – Дайнека вдруг вспомнила, что они с Маринкой ровесницы.
Машина тронулась и вскоре повернула на центральную улицу. Проезжая мимо Технологического университета, Дайнека посмотрела на окна, где когда-то работала мама. Дальше был мост, река Енисей, потом Предмостная площадь. Там она увидела огромный рекламный баннер с портретом Виктора Шепетова. Строгий костюм, аккуратная стрижка, за спиной – бескрайняя перспектива Сибири с цитатой: «Хозяйственные успехи предприятий открывают широкие возможности для социального развития региона».
На другой стороне дороги расположился портрет еще одного кандидата на пост губернатора. Дайнека сразу догадалась, что темноволосый человек с уверенным взглядом – Турусов. На этом баннере мелькнули слова: «земляки», «наш», «родные».
– Ну как? – спросил Козырев.
– Что?
– Как тебе Красноярск?
– Еще не поняла. Давай на Вторую Гипсовую.
– Да ты что! Теща с Маринушкой с пяти утра на кухне, а ты не заедешь?!
– Меня ждет моя мама.
– Дольше ждала… – он замолчал, сообразив, что сболтнул лишнее.
Делать было нечего, она согласилась:
– Только недолго.
– Я тебя потом доставлю прямо до места!
Автомобиль ехал по узким дворам, объезжая поставленные поперек дороги бетонные камни.
– Понаставили, сволочи! – Владимир с раздражением выкручивал руль. – Не понимают, случись что-нибудь – ни пожарным, ни полиции не проехать. Получилась такая достопримечательность Красноярска! Памятник неистребимому кретинизму!